— Все, можно идти. – Он воровато огляделся и прошептал: — За тобой точно нет хвоста? У меня ж зрение, я не замечу…
— Люди нам точно не угрожают.
Павлик направился за Егором, с каждым шагом все меньше желая знать правду. Развернуться, убежать, сунуть голову в песок! Он сжал кулаки. Нет. Да, он не к каждой правде готов, но правильнее – знать.
Знакомый подъезд, где нет ни единой надписи и не облезла на стенах краска. Узкий хромированный лифт с рядком светящихся кнопок, еще не выветрившиеся женские духи. На весь седьмой этаж – тот же запах.
— Мамин парфюм, — сказал Егор, отворяя дверь. – Отец из Франции привез.
— Круто, че… — Павлик замер у входа, уставившись на красный кнопочный телефон, как на кровного врага. Снял кроссовки, как и Егор, и долго их ровнял по паркету, чтобы они стояли на одной прямой.
— Волнуешься, — констатировал Егор, снял трубку. – Или сначала чай? Извини, сладкого нет, я такое больше не ем.
— Да кусок в горло не полезет. Короче, набирай…
— Набрать-то я наберу, а кому я позвоню? И что спросить?
— Позвонишь ты бывшему моему другу, соседу. Ответят, скорее всего, его родители. Спросишь, все ли в порядке у меня, потому что долго нет вестей. Можешь попросить меня позвать, чтобы поздравить с днем рождения. Да, и скажешь, что сегодня уже звонил.
Егор задумался, повторил слова Павлика в правильной последовательности, полистал книгу с кодами городов, лежащую на тумбочке. Глянул на гостя, дождался одобрительного кивка и принялся давить на кнопки, каждое нажатие сопровождалось коротким сигналом.
Сглотнув, Павлик приблизился к нему, чтобы слышать ответы. Пошли гудки. Щелчок – и опять мама Вальки:
— Да?
— Здравствуйте. Меня зовут Егор, я уже звонил сегодня… — Он набрал в грудь воздух и затараторил как по писаному: — Вы подумали, что это розыгрыш. Так вот, я хочу спросить, все ли хорошо у Павла Горского, и, если вас не затруднит, позовите его, пожалуйста, к телефону, у него день рождения был, хочу поздравить.
Павлик прижался ухом к руке Егора. Мать Вальки молчала, подбирала нужные слова. За пару секунд мир Павлика схлопнулся в ноль, снова возродился, когда прозвучал ее голос:
— Егор, да? Понимаешь… Павел больше не придет.
— Почему? – на автомате спросил Егор, а Павлик замер в предвкушении ответа.
— Он умер. Мне очень жаль.
Глаза Егора стали, как двадцатирублевые монеты. Он отвесил челюсть, вытаращился на Павлика и так же на автомате спросил:
— Как – умер? Точно? Вы видели тело?
Павлик оцепенел, не зная, что делать и говорить, как реагировать – то ли радоваться, что его семья цела и невредима, то ли оплакивать его украденную жизнь.
— Мне очень жаль, Егор. Говорят, он просто упал и умер. Тело в морге, ищут причину… Извини, думала, это он звонил… А он, — она всхлипнула, — тогда уже был неживой.
Толкнув Егора в бок, Павлик прошептал:
— Спроси, как остальные.
Егор повторил и получил ответ:
— Понятное дело – горюют. Лена, мать его с нервным срывом, говорят, в больнице.
— Живы, — выдохнул Павлик с облегчением, оперся спиной о стену и сполз на пол.
Егор еще что-то спрашивал. Потом долго молчал, глядя на трубку. Затем перевел взгляд-вопрос на Павлика, а тот как будто на самом деле умер, онемел и потерял подвижность. Провел ладонями по лицу сверху вниз.
— Это какой-то жестокий розыгрыш? – дрожащим голосом спросил Егор, Павлик мотнул головой.
— Нет. Я и правда умер, мое тело в морге, а я… здесь. И если ты проговоришься, что видел меня… Я не знаю, что будет. Тебя откорректируют, как – без понятия. Может, просто забудешь о нашей встрече и о тех, кто это с тобой сделает.
