Главное – включи солнце - страница 6

Но получалось наоборот. В соседних квартирах из-за них выходили из строя электроприборы, отключались телевизоры, сами собой загорались конфорки, чайники свистели – даже те, которым свистеть не положено, в морозилках стремительно таяли ледники.

К рассвету над районом прошла гроза, но синоптики оставили аномалию без внимания.

Когда стало светать, все стихло.

А наутро доктор впервые проспал работу.

Дни теснили друг друга, как цветное стекло на нитке. Ночи, как синяя смальта, были непрозрачными только на первый взгляд; прежде чем превратиться в цветное стекло, они несколько часов мерцали изнутри. Таковы летние ночи.

С восходом, пока город еще спал, а мафия уже облачалась в пижамы, доктор и Ната гуляли с Каллиопой в парке: до старой белой церковки – и обратно. По пути туда Каллиопа ел одуванчики, а по дороге домой икал. Если они встречали в парке любопытствующих – говорили, что это у них такой пудель.

Доктор запретил кормить Каллиопу человеческой пищей. Ната привыкла готовить на двоих: Каллиопа ел то же, что она.

Теперь Каллиопе полагалась растительная диета с высоким содержанием клетчатки и сахаров: свежая трава, сено, сладкие цветы, корнеплоды, фрукты, ягоды и мед.

А Ната по-прежнему готовила на двоих – себе и доктору.

Вскоре доктор сказал ей, что пора есть нормальную, вкусную еду. Ната согласилась, и готовить стал доктор – зачем-то на четверых. Съедать все это приходилось вдвоем, и Ната с доктором стали поправляться.

А Каллиопа начал расти.

За две недели он прибавил три сантиметра в холке и четыре кило. Ната ликовала. Доктор очень собой гордился.

Но однажды пришел сам не свой. Он принес большую сумку, которую тут же спрятал в зеркальном шкафу. Испуг спрятать не удалось.

Испуг остался по эту сторону зеркала и отразился сначала в нем, а затем – в глазах Наты.

Доктор тянул.

Мысль о том, что череда этих драгоценных дней прервется, была страшной.

Мысль о том, что она прервется из-за него – невыносимой.

Доктор задвигал эти мысли в самый темный угол дома, где их мог увидеть только бедный Каллиопа.

Наташа усугубляла положение; стоило доктору задуматься о том, как должен вести себя в подобной ситуации взрослый человек, она устраивалась рядышком и, как обычно, спрашивала:

– Все будет хорошо, правда?

– Правда, – отвечал он.

Однако правда – жуткая, обидная – заключалась в том, что дальше тянуть некуда. Те, кому доктор все время что-то обещал последние недели, не слыли гибкими партнерами и не давали отсрочек. Но доктор тянул.

Наконец их терпение лопнуло.

Глазок выпал из двери и покатился по паркету.

Ната услышала, как глазок катится мимо двери гостиной. Выйдя, она подобрала его и долго разглядывала – так, будто он смотрел на нее в ответ.

В десяти шагах чернела ослепшая – или, скорее, кем-то ослепленная – дверь. Ната не решилась к ней подойти. Казалось, в прореху, где положено быть глазку, смотрит глаз – недобрый и пустой.

– Доктор, – позвала Ната, – как думаешь, что это и зачем?

Доктор вышел из кухни. В силу профессиональной деформации анатомическими подробностями его было не напугать, но, увидев глазок, он почему-то побледнел.

– Хулиганы, – придумал доктор.

– Ничего себе хулиганы, – удивилась Ната. – Монстры какие-то. Всю жизнь тут живу – ни разу такого не было.

Она сидела на полу коридора и разглядывала доктора в глазок. Через него казалось, что доктор очень далеко. Наташе это не понравилось. Она убрала стекляшку от глаза.