– Секретная операция, – ограничился лаконичным и лапидарным высказыванием полицейский.
– Я в своей жизни ни одного секрета не разгласил, – произнес шофёр убедительным тоном, однако в голосе угадывалась обида. – Мне любую тайну можно доверить. Что ищешь, начальник?
– Сам знаешь, – высокомерно или даже спесиво, в привычной для силовых органов надменной манере ответил инспектор, не желая, по всей видимости, наводить мосты и налаживать взаимопонимание.
– Не знаю,– твёрдо стоял на своём Колыванов, не теряя присутствия духа.
– Все вы такие! – с обвинительным уклоном охарактеризовал его старший лейтенант и, понятное дело, антагонизм и противоречия в отношениях достигли предельно допустимого уровня.
– Что значит – все?! – терпению Василия пришёл конец.
– Все – это все! – неуступчиво и буквально непримиримо, словно с чуждых классовых позиций, настаивал инспектор.
– То есть, вы хотите сказать, все шофёры мазаны одним миром?
– Именно! Именно это я и хочу сказать! – в категоричной форме подтвердил старший лейтенант.
– Недопустимое обобщение! А если я скажу, что все инспекторы дорожно-патрульной службы берут взятки?!
– Клевета! – решительно отказался старший лейтенант и как-то буднично, со скукой в голосе, словно устал опровергать, добавил. – Не все.
– А я настаиваю, что все! – напористо атаковал его Василий.
– Не все, – вяло и как-то незаинтересованно, почти сонливо возразил инспектор.
– Не нравится, когда обобщают?! – торжествующе и почти злорадно напустился на него шофёр. – То-то же!
По большому счету, Колыванов готов был ручаться головой или другой, но тоже ответственной частью тела, что старший лейтенант не читал Спинозу, а Фрейда, если и знал, то исключительно понаслышке. А потому не стоило впустую биться, как рыба об лёд, бесполезно сотрясать воздух и понапрасну терять с ним время. Устав ждать, Василий нечеловеческим усилием воли собрал мысли в кулак и напряг ум в поисках аргументов.
– На охоту вышел? – едким голосом поинтересовался шофёр и сам же ответил. – Вздумал чёрт свинью остричь: визгу много, шерсти нет.
– Свободен! – подвёл ,черту под дискуссией инспектор и энергично
взмахнул полосатым жезлом. – Проезжай!
Что ж, с чужого похмелья голова не болит, да и свой-то огонь ярче горит, жарче греет, свой хлеб сытнее, своя воля – своя доля, своя доля – свой и ответ. Храня молчание, Колыванов с независимым видом поднялся в кабину и тронул машину с места. Набирая скорость, он чувствовал на затылке тяжёлый взгляд несговорчивого оппонента, с которым они не нашли общего языка, принципиально разошлись во мнениях и взглядах. И теперь надежда на консенсус и компромисс практически исчезла напрочь.
Говоря иносказательно и фигурально выражаясь, сани заартачились, оттого и лошадь встала. Старший лейтенант, как памятник, неподвижно торчал на дороге, бесстыже присутствовал в зеркале, хмуро глядя вслед. "Что всё-таки он искал?" пытливо размышлял Василий, переживая вновь нелицеприятный разговор. Между тем, население близлежащей местности твёрдо верит, будто шила в мешке не утаишь, хотя на этот раз загадка осталась без ответа. Жди-не жди, непредвиденные помехи, нежелательные загвоздки то и дело встречаются нам на пути, ведь давно известно, жизнь прожить – не поле перейти, не ложку облизать. В груди шофёра ныли разочарование и неутолённая обида, только и оставалось, что забыть досадную встречу, вычеркнуть из памяти инавсегда похоронить.
