И вдруг он выдохнул – сдавленно, громко, как ребёнок, который больше не в силах держать всё внутри. Слёзы полились тихо, беззвучно. Но каждая – как тяжёлый камень внутри.
Она обвила его, как родного, прижала к себе, не торопя, не жалея – просто была рядом. Алекс вдохнул – резко, будто в первый раз за долгое время – и закрыл глаза.
Он не помнил, когда в последний раз кто-то делал это.Когда к нему прикасались не потому, что он сильный, не потому, что весело, не потому, что должен… а просто потому, что он – человек. Мальчик. Сын. Потерянный, одинокий. Живой.
Его родители погибли, когда он был ребёнком. С тех пор он научился держать всё внутри. Шутками. Бровями. Громким голосом. Но сейчас – не прятал. Не играл. Просто дышал.
И я смотрела на это. Смотрела – и знала, что всё вокруг треснуло. Но ещё держится. Пока мы держим друг друга. А Виктор… всё ещё стоял. Где-то рядом.
В тишине. И теперь он знал, что я чувствую.
Виктор стоял чуть в стороне. Он не подходил сразу – не из страха, он не знал, что это такое. А потому что… знал меня. Знал, как я умею молчать – так, что это громче любого крика.
Он ждал, пока уляжется боль, пока утихнет буря внутри. Но я видела, как он сжимал пальцы. Видела, как в его взгляде билась привычная сдержанность – а под ней что-то живое, острое, почти… раскаивающееся.
Он сделал шаг вперёд. Тихо. Без лишних слов.
– Влада…
Я не обернулась. Не сразу. Я стояла, глядя на маму, которая всё ещё держала Алекса, будто его не отпускали годы, а не минуты. Я не могла дышать ровно. Я чувствовала, как трескается во мне что-то. Между благодарностью и болью. Между «спасибо» и «как ты мог».
– Влада, – повторил он, чуть тише, – ты злишься. Я понимаю.
Я обернулась. Медленно. Наши взгляды встретились.
– Нет, Виктор, – сказала я почти спокойно. – Ты не понимаешь.
Он замер. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах… был намёк на рану.
– Я спасал тебя. Твоё имя. Твою семью. Этот вечер. Всё, что ты несла на себе.
– Ценой молчания? – я вскинула подбородок. – Ценой того, что Карин умирала, а я улыбалась пока разливали вино по бокалам? Я должна была знать. Это не твой выбор. Это мой.
Он закрыл глаза на миг.
– Я не мог позволить тебе рухнуть в тот момент. Ты была опорой для всех.
Если бы ты сорвалась – посыпалось бы всё.
– А ты думал, я не выдержу? – я прошептала, но голос звучал жёстко. – Ты думал, я слаба?
– Нет, – ответил он мгновенно, почти резко. – Я думал, что ты не обязана.
Не обязана бороться всегда. Не обязана держать всё. Я… я хотел хоть раз удержать удар за тебя. И к тому же если бы Карин хотела, чтобы ты знала… она бы позвонила тебе. А не мне.
Слова врезались остро. Я застыла. Не потому что он был прав. А потому что я тоже это знала.
Карин выбрала его номер. Не мой. И не потому, что не доверяла мне. А потому что не хотела, чтобы я рухнула. Потому что знала – я примчусь, не думая. И, может быть, не успею спасти ни её, ни себя.
Но это не уменьшало боль. А лишь добавляло к ней горечь правды.
Я медленно выдохнула, не поворачиваясь.
– Может быть, – ответила я глухо. – Но знаешь, Виктор… Иногда лучше услышать правду от того, кто рядом. Чем от того, кто умирает.
Я понимала. Правда.
Понимала, почему он промолчал. Понимала, почему скрыл. Почему стоял в зале с каменным лицом и наблюдал – как охотник, не как мужчина. Он хотел защитить. По-своему. Молчанием. Тенью. Но я всё ещё злилась. Не потому что он не доверил мне тайну. А потому что он не доверил мне себя.
