Тейтум посмотрел на свои руки.
– Я иду.
Мужчина сидел в комнате, как будто не впервые здесь. Спокойно. Уверенно.
Как будто знал, кто войдёт.
Тейтум сел напротив.
– Зачем вы пришли?
– Я был с вами. Тогда.
– Тогда – когда?
Мужчина усмехнулся.
– В зеркале. Когда вы нарисовали лицо. И оно посмотрело на нас.
Он подался вперёд.
– Я знаю, кто убивает.
– Кто?
– Вы оба. Ты и она. Только вы этого ещё не поняли.
Когда он вышел из комнаты, в ушах звенело.
Он знал, что будет следующий труп.
Следующее письмо.
Следующий шаг – внутрь.
Потому что эта история не шла по следам.
Она шла по кругу.
И он начинал сомневаться – а выберется ли кто-то из центра?
После допроса Тейтум вернулся в кабинет и сел на подоконник, не включая
свет. Сквозь оконное стекло городской шум казался глухим, как будто всё
происходило под водой.
В ушах всё ещё звучал голос того мужчины:
«Ты и она. Только вы этого ещё не поняли».
Он вспомнил, как в детстве боялся темноты – не потому, что в ней кто-то
был, а потому, что в ней никого не было, кроме него самого.
И сейчас это чувство возвращалось.
Пустота внутри – чётче страха снаружи.
Зои пришла позже. Она не задавала вопросов. Села на стул, сняла пальто, дождалась, пока он заговорит первым.
– Он сказал, что был там, – сказал Тейтум. – В зеркале.
– Психоз?
– Или очень тонкая игра.
– Или всё-таки – мы с тобой. Не буквально. Символически.
Он покачал головой.
– Не символически. Он знал вещи. Точные. Он описал, как я держал руку, когда вырезал на коробке лицо. Я не мог рассказать это. Даже тебе.
Пауза. Потом:
– Значит, он видел. Или был рядом.
На следующее утро кто-то оставил конверт под дверью офиса. Чистый, без
адреса. Только надпись: “Ты видел только часть.”
Внутри – письмо. Написано женским почерком, знакомым.
Лена. Но это невозможно.
_Тейтум,
Если ты читаешь это, значит, ты всё ещё помнишь не всё.
Ты видел, как всё начиналось. Но ты не видел, как это кончилось.
Потому что тебя вывели. Ты был нужен живым.
Ты думаешь, что ты виноват. Но ты – инструмент.
Тебя использовали. Меня тоже.
Но теперь я знаю, кто он.
И я иду за ним.
Если ты вспомнишь всё – ты решишь, на чьей ты стороне.
А если нет – ты станешь им.
Л.
Зои стояла рядом.
– Она мертва, – сказала она. – Этого письма не может быть.
– А если может?
– Тогда это война. Либо с памятью…
– …либо с тем, кто остался в живых, – закончил он.
Через час пришло электронное письмо.
Без отправителя. Без темы. Вложение – одно фото.
На нём – он сам.
Стоит на парковке. В окровавленной рубашке.
В руке – нож.
Рядом – кто-то на коленях. Лицо не видно. Но поза… узнаваемая.
Поза жертвы номер три.
На заднем плане – вывеска кафе, которого ещё не построили.
Только на стадии одобрения проекта.
– Это подделка? – спросила Зои.
– Или воспоминание, которое ещё не случилось.
– Тебя провоцируют.
– Нет, – прошептал он. – Меня предупреждают.
Той же ночью он поехал один. На стройку, где ещё только должен был
появиться тот самый кафе из снимка.
На месте – только ограда. Земля. Камни. Гравий. Но в воздухе уже стояло
что-то… знакомое.
Он прошёл внутрь.
И увидел: на щите будущего здания – баллончиком написано:
«Ты выбрал забыть.
Но теперь мы помним за тебя.»
Он вернулся домой в четыре утра.
Зои спала в кресле, с папками на коленях. Он не стал её будить.
Сел на пол. Закрыл глаза.
И увидел…
Зеркало.
Комната.
Девочка в белом платье.
Сзади – рука. Не его. Но он чувствует, как она направляет нож.
Рука пахнет табаком и сандалом.
