Прислонившись к колонне, он с показным равнодушием осмотрел покрытый коврами цокольный пол зала, где разворачивалось сражение в честь Афродиты. Или Астарты – Ашторет, как называли ее сидоняне. Кто ж теперь разберет…
Два факела освещали скульптуру священной голубки на высоком пьедестале. Устроившись под символом Астарты, голенькая девочка с завитыми в косички волосами перебирала струны арфы-самбики. Похожий на юного бога Эрота кудрявый мальчик, скрестив ноги, подыгрывал ей на флейте.
Стоны блаженства, вскрики сладкой боли, хриплый шепот, блестящие от пота тела… Мужчина с женщиной, девушка с девушкой, юноша с юношей… Вдвоем, втроем, группами…
Многие харимту были в отвращающих зло масках патеков или коронах из перьев в честь солнечного бога Баал-Хаммона. На шее у некоторых висели амулеты в виде колчана со стрелами и луком – символа Анат, дочери Астарты от Эла.
Вот оргиаст спрятал голову между ног черной, как сама ночь, эфиопки. Она закрыла глаза, изредка охает, затем глубоко и часто вздыхает. Он время от времени прерывается, чтобы поднять измазанное соком любви лицо и посмотреть ей в глаза.
Там два парня ласкают друг друга. Один из них явно гиеродул – ритуальная татуировка на лбу изображает полумесяц рогами вверх. Эраст жадно целует возлюбленного-эромена в шею, а тот истомленно откинул голову. При этом его рука в паху любовника движется вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…
Рядом голова харимту ритмично поднимается и опускается над чреслами гостя. Оргиаст уже не может сдержаться, помогает ей движением бедер. Она содрогается от рвотных приступов, тем не менее продолжает свой сладко-мучительный труд.
Слившаяся в поцелуе пара сидит, плотно прижавшись друг к другу. Ноги женщины обхватили спину мужчины, его пальцы впились в ее ягодицы. Оба, забыв обо всем, стараются достичь пика наслаждения.
Юноша с гирляндой из белых, красных и желтых маков на груди берет харимту сзади, рычит раненым зверем, жестко мнет ее грудь одной рукой. Другой рукой натягивает привязанную к ошейнику цепь. Она закусила губу от удовольствия подчинением, позволяет ему делать все, что он захочет.
От спаривающейся с борзым псом диктериады Геродот отвернулся, не его тема. Зато сидевший рядом с ней гость, пожилой и грузный, как боров, довольно шарил по ее груди рукой, в то время как скулящий от вожделения пес продолжал содрогаться за спиной извращенки. С губ толстяка свисает тонкая нить слюны. Мерзость, что тут скажешь…
Внимание галикарнасца привлекла группа из нескольких мужчин, которые стояли на коленях вокруг лежавшей на спине с широко раскинутыми руками женщины.
Грудь диктериады колышется от толчков. На шее матово блестит золотая пектораль. Гладко выбритый череп над высоким лбом искусно раскрашен хной.
Один из оргиастов забросил себе на бедра ее ноги и яростно вбивает свою плоть в ее податливое лоно. Другой сел ей на лицо, а она откинула голову назад, чтобы удержать во рту торчащее, как форштевень кумбы, орудие любви. Пальцами финикиянка успевала ласкать партнеров слева и справа.
Геродот иронично скривил губы. Да уж, апофеоз распутного сладострастия, ничего не скажешь. Однако участвовать в такой запредельно непотребной оргии[74] ему не хотелось.
Сорвав с рога в прихожей свой хитон, галикарнасец разложил его на верхней ступеньке, после чего уселся и стал наблюдать за происходящим. В глубине зала он заметил детей, разносивших среди копошащихся на полу тел какой-то напиток.
