Этот национальный русский тип помора-«груманланина» почти полностью выбит на последней войне, да и характер поменялся в новых условиях жизни, но некоторые родовые черты помора пусть и скукожились, но еще не испротухли, не пропали совсем. Помору нужна не только государственная «свобода», но и природная воля, чего русский человек на севере теперь практически лишен, его туго обуздали равнодушный закон и черствая рука власти.
Спутник Баренца в его путешествии к Новой Земле вспоминал в дневнике, что «русские поморы совсем не боятся белого медведя, этого страшного зверя Ледовитого океана и смело идут его убивать с одним ножом, когда мы готовы стрелять в медведя из корабельной пушки, только бы не подступаться к нему. «Увы, о духовном содержании человека вам не поведают никакие археологические раскопки, ибо душа после расставания с телом отлетела в иные неведомые миры. А вот названия рек и морей, озер и наволок, корг, островов, сопок и таежных угодий, становищ, всего быта, лада и обряда, домашнего обихода, многочисленный русский словник, сотни тысяч метафор, художественно рисующих мир вокруг человека, характер природы, поведение в бою и в походах на зверобойку, когда каждый день полон риска и грозит смертью, убогий сиротской быт на стану, артельное согласие на промысле, рассказы бывалых о происшествиях, байки, приключения, отношение к Богу и православной вере, к Ледовитому океану, к семье, безусловно, оживляют померклые в земле мощи, создают не только внешний рисунок поморца, но и духовное, нравственное содержание его: ведь мужественный и богобоязненный промысловик никогда не кинет товарища в беде, не оставит в гибельную минуту, но бросится на выручку. По этим качествам и подбиралась артель…
Груманланами назывались отважные русские мореходцы, издревле посещавшие Грумант, жившие по берегам Скифского океана (Ледовитого) от Колы до Печоры.
В XIX веке на Груманте бывал кормщик Иван Гвоздарев. Вместе с ним в зимовку 1851 года погибли двенадцать мезенцев и кемлян.
В 1826 году погиб знаменитый мореходец Иван Старостин. Род Старостина из Новгорода. Ушкуйники ходили на своих стругах с незапамятных времен. Позднее семья переселилась под Великий Устюг на реку Юг и плавала по Северной Двине.
Иван Старостин по «овету» на своей лодье отправился на Соловки на послушание, откуда впервые ходил на зверобойку на Грумант и облюбовал себе гавань Харбур, занялся промыслом белух на берегу Грин-Харбура. После смерти жены пятнадцать лет не покидал Грумант. Плавал на «Большие Буруны» его внук Антон. Рыбацкое зимовье Ивана Старостина стояло на берегу Айс-фиорда у самого входа в гавань Грин-Харбур, южнее была гавань Илок-бай, но груманланы звали ее старостинской. У становья висел старинный колокол, якобы вывезенный еще из Великого Новгорода. Норвеги прозвали старостинский залив «Клок бай», что значит «колокольный». В год смерти Старостина внук Антон последний раз плавал на Шпицберген, но в 1871 году решил заново поднять дело, заселил дедову избу и подал в правительство прошение, дескать, род его промышлял на Груманте еще до 1435 года, до основания Соловецкого монастыря. Антон Старостин просил льгот от правительства, но в 1875 году умер, не дождавшись решения…
В 1898 году зимовье Ивана Старостина на Груманте и могилу знаменитого русского поселенца посетил известный русский зоолог и путешественник Алексей Алексеевич Коротнев. Он нашел лишь дряхлые останки былого зимовья великого груманланина на краю яркого луга, поросшего полярным маком и вереском. Коротнев писал в дневнике: «Что значат нансены, джексоны, андре сравнительно с ним! Вот бы кому открывать Северный полюс! Кто, впрочем, знает? Может, за 36 лет Иван Старостин там и бывал, посидел, покурил трубочку и вернулся назад, не зная о совершенном подвиге…»
