Химия жизни - страница 18

Папа пошёл в темноту. Нигде ни огонька, никто и ничто не шевелится – комендантский час. Сколько шёл – он не помнит. В такой темноте и время кажется бесконечным и опасным: если его обнаружат в солдатской форме, будет лихо. Вдруг в глубине двора мелькнул огонёк. Папа пошёл на него. Подошёл к небольшому домику. Свет просачивался сквозь щели в ставнях. Тут открылась дверь, и на крыльцо по нужде вышла старушка. После повернулась было обратно к двери. Тут папа с ней заговорил и вошёл в дом.

На столе горела керосиновая лампа, за столом сидела женщина. И каково же было удивление, когда он увидел ту самую женщину, с которой договаривался. Та вскрикнула: «Как ты меня нашёл?» Женщины приютили молодого бойца, переодели, и он через некоторое время отправился в путь на восток, к линии фронта.

Путь был неблизкий. Шёл по Украине, заходил в хаты, его кормили, укрывали. Со своей дизентерией он совсем разболелся. После голода нельзя было наедаться, но щедрые украинцы от души делились миской борща в первом же доме, в который папа заходил. В последний дом деревни он снова просился, и его снова кормили. Наконец дальше идти не мог. В одном доме старик со старухой просили его остаться у них, пока наши не вернутся. Но папа рвался вперёд.

Наконец он перешёл линию фронта и, конечно, попал на проверку в Смерш – орган борьбы со шпионами. Не знаю, как его проверяли, он рассказывал об этом только мамусе. Наконец, повели к тому месту, где подозреваемых в шпионаже расстреливали. Папа затылком чувствовал пулю, которую в него выпустят, и норовил повернуться виском. Он сам не знал, почему не хотел получить пулю в затылок. Когда дошли до места, особист сказал: «Всё, Кузнецов, проверку ты прошёл, свободен».

Дальше он опять попал на фронт. Теперь его определили в разведку. Он всегда производил впечатление на людей: умный, сдержанный, трезвомыслящий, интеллигентный, прекрасно владевший русским языком. Видимо, поэтому попал в разведку. Ему дали подразделение, которым он и командовал.

Наши всё отступали. Переправились через Хортицу, Медведицу, Дон. И остановились под Сталинградом. Их части подошли к уже окружённому городу, то есть замыкали кольцо.

Подробностей папа как-то не рассказывал, кроме одной. Немцы то ли сами сдавались в плен, то ли их ловко захватывали. Пришлось и папе конвоировать одного. Враги уже давно испытывали всяческие тяготы окружения: холод, голод, лишения. Вызывали уже не ненависть, а жалость. Папа, видимо, зная, что такое плен, посочувствовал конвоируемому, отдал свою пайку хлеба. Тот жадно съел. Потом сел на обочину дороги, снял сапог и вынул карманные часы. Отдал папе в знак благодарности. Они у нас долго хранились, хотя уже и не шли.

Дальнейший путь воина – знаменитая Прохоровка на Курской дуге. Под Прохоровкой были самые страшные танковые бои. Но и тут папу Бог хранил. Танковыми частями руководил знаменитый гитлеровский генерал Гудериан. Он получил отличное военное образование… у нас, в СССР: окончил Казанское танковое училище. Так что сопротивление было мощное. Но, как известно, и здесь наша армия одержала победу.

Через некоторое время части, где служил папа, попали в Псковскую область – исконную русскую землю, которой через много десятилетий руководил мой сын Михаил Кузнецов, внук моего отца Кузнецова Михаила. По одному эпизоду сужу, что военные пути солдата шли через Невель.