Я не нуждался в его помощи. Я вообще ни в чьей помощи не нуждался.
– Пока, – бросил я, второпях натягивая утепленные ботинки. В первых числах ноября стояла слякоть, пачкавшая обувь, и промозглая прохлада вынуждала посильнее кутаться носом в кашемировый шарф.
Дверь за моей спиной захлопнулась, а ответа от Коли так и не последовало. Сердце неприятно заныло от обиды, но ведь я сам был виноват, что его оттолкнул, накричал, отказался от помощи. Машинально я прикоснулся к синяку на скуле кончиками пальцев, скользнул до разбитой губы, а потом спиной прижался к отделанной керамогранитом стене парадной.
Водитель наверняка уже приехал, но я медлил: еле переставлял ноги по ступенькам, а дверь, ведущая из парадной, оказалась до того тяжелой, что пришлось навалиться на нее всем телом.
Подняв голову, я заметил, что Коля наблюдал за мной из окна. Вряд ли с пятого этажа он мог заметить мое виноватое выражение лица, но я все равно скорчил гримасу и помахал ему рукой. И Коля все-таки помахал мне на прощание тоже.
* * *
Александр Иваныч курил в форточку, сидя на пластиковом подоконнике, и его сигарета тлела быстро. О том, что он здесь курит, никому нельзя было рассказывать, но я никогда не подставлял близких, а тренер стал мне почти вторым отцом. Дым не мешал – он тонкой струйкой вылетал из форточки, а запах рассеялся по комнате и был еле заметен.
Близилась поездка в Будапешт. Александр Иваныч стал не только моим тренером, но и сопровождающим, и представителем – отец уже оформил все бумаги. Он никогда не летал со мной на турниры, и это радовало. Я никак не мог сосредоточиться на игре, если отец сверлил мою спину требовательным, хищным взглядом.
– В первом туре буду играть защиту Каро – Канн[13], – решительно сказал я.
– Не лучшая идея, – нахмурился тренер, затушив сигарету о подоконник. – Если ошибешься, то не разовьешь слонов. Потом увязнешь в миттельшпиле. Рискованно. Как насчет славянской защиты?[14]
Александр Иваныч обошел мой стол с шахматной доской и сел напротив. Он выставил в изначальную позицию все фигуры – и черные, и белые. Я поглядывал на него из-под отросшей русой челки и обкусывал кожицу возле ногтя на большом пальце. Сам ноготь я сгрыз почти до мяса.
– Смотри, даже если ты будешь играть черными… – Он быстро передвинул белую пешку на d5, а черную на с6. – Сможешь потом развить фигуры и занять центр. Славянская защита будет надежнее.
Он разыграл первый вариант развития партий – за ним я еще следил, а за вторым наблюдал так, из-под полуприкрытых глаз.
– Ты слушаешь?
– Я буду играть защиту Каро – Канн, – отмахнулся я небрежно.
Александр Иваныч свел брови к переносице и устало потер глаза.
– Хорошо, не хочешь славянскую защиту, как насчет сицилианской?[15] Это позволит тебе быстрее развить коня и завладеть центром, в отличие от…
– Каро – Канн поможет мне развить и коня, и слона! – перебил я. – Хочу играть этот дебют!
– Да что ж ты такой упрямый! – всплеснул руками Александр Иваныч. – Ты же понимаешь, что Каро – Канн твоя не самая сильная сторона! Если проиграешь первый тур, то вылетишь из международного турнира быстрее, чем я успею сказать «шах и мат»!
Тренер распалился до горячки. Он рукой случайно задел коня, и тот, звякнув, покатился по столу. Я успел его схватить прежде, чем тот грохнулся на пол. Жалко было бы разбить такую фигуру – из дорогого дерева, с красным фетровым основанием.
