– Что это? – полюбопытствовал я и сразу открыл коробку.
Внутри на бархатной подушечке лежала подвеска в форме ладьи – то ли из белого золота, то ли из платины. От нее тянулась тонкая изящная цепочка. Ладья. Моя любимая фигура.
– Вау.
– Помню, в детстве ты всегда говорил, что хочешь быть ладьей. Пусть она принесет тебе удачу на турнире. – Папа легко поцеловал меня в макушку. – Собирайся в аэропорт, нам выезжать через час.
Я тут же нацепил подвеску на шею, безмолвно поклявшись никогда не снимать.
Рейс в Будапешт был неудобен, нам приходилось лететь с двумя пересадками: первая в Сочи, вторая в Тель-Авиве. Я устало тащил чемодан по аэропорту Пулково, пока отец искал на табло вылетов наш рейс и нужные стойки регистрации. Глаза закрывались на ходу.
– Пойдем, с двадцать третьей по двадцать восьмую, – махнул он рукой. – Рудольф, проснись! В самолете отдохнешь, давай. Александр Иваныч заждался, пока ты копался со сборами и ел торт!
Я быстро засеменил за отцом, путаясь в ногах и спотыкаясь. Огромный чемодан то и дело бил меня по лодыжкам, и я из-за этого постоянно тормозил.
– Дай сюда, – сквозь зубы выдохнул отец и забрал у меня вещи.
С рюкзаком на спине, без чемодана, бежать было легче. У стойки регистрации мы столкнулись с Александром Иванычем, и вместе с ним я зарегистрировался на рейс. Мы вылетали в одиннадцать утра четырнадцатого ноября, и только в десять вечера пятнадцатого прилетали в Венгрию. Перед посадкой меня колбасило: подташнивало так, будто я наелся жирных сосисок, а живот скручивало до рези. Радовало одно: в бизнес-классе сиденья раскладывались так, что можно было поспать. Даже давали пледы и металлические приборы для еды.
– Желаю победы, – скупо приобнял меня отец на прощание. – Александр Иваныч будет держать меня в курсе.
В животе опять неприятно засвербело, а в носу защипало от волнения.
* * *
Жеребьевка определила, что я играю черными, и преимущество первого хода я потерял. Моим соперником в первом туре стал венгр Лайош Бетлен. На первый взгляд он был старше меня на несколько лет, у него зияла большая щербинка между передними зубами, а глаза были навыкате, из-за чего он напоминал рыбу. Рейтинг Лайоша немного опережал мой собственный, но я без волнения сидел за шахматным столом, поправляя фигуры.
Его разнузданность перед игрой раздражала. Он крутился на стуле, постоянно оттягивал воротник рубашки, и на мгновение мне показалось, что он жевал жвачку. Куда она делась потом – то ли он незаметно прилепил ее под стол, то ли проглотил, – я не знал. Мысленно я просил его уняться, ерзанья выводили меня из себя. Я стучал пяткой по ножке своего стула, пытаясь успокоиться.
Я нажал на его шахматные часы, и Бетлен уверенно выдвинул королевскую пешку на е4. Подавив улыбку, я сделал ход пешкой на с6. Защита Каро – Канн не должна была меня подвести. Я ослабил галстук, больше напоминавший удавку, и уставился на шахматное поле.
Опять фигуры оживали. Мне казалось, что они могут двигаться просто так, без моей руки, по велению одного лишь взгляда. Посторонние звуки больше не волновали – я слышал только тихие удары своей пятки по ножке стула, и этот методичный стук, напоминавший звук метронома, погружал меня в состояние сродни гипнотическому. Я отстраненно следил за тем, как Лайош передвинул пешку на d4, и, не задумываясь, я ответил ему пешкой-приманкой на d5.
«Бери, бери, бери», – скандировал я про себя, не поднимая головы от доски.
