Хотелось жизнь не зря прожить… - страница 3



И к увереньям страстным
Осталась холодна.
А боль и вожделенье
Меня на части рвут,
То страх, то нетерпенье
Забыться не дают.
О, дай мне утешенье,
Мой посети приют.
Напрасны ожиданья,
Ко мне ты не придешь.
Ты страстное желанье
Не ценишь в медный грош.
Сказала: «До свиданья!»
И до утра заснешь.
О, я был сдержан очень,
Я что-то бормотал,
Ты опустила очи,
А я столбом стоял.
Зачем спокойной ночи
Тебе я пожелал?
Себя я проклинаю,
Убить себя готов,
Когда тебе желаю
Спокойных сладких снов.
Но ты, принцесса милая,
Ты в ответ молчишь.
А я уснуть не в силах,
Когда ты сладко спишь.

Якобус Ревий (1577–1660)

Якобус Ревий

За наши грехи

О Господи, то не евреи Вас распяли,
На суд Вас притащили не они,
Кричали не они: Распни, распни!
В лицо Вам не они плевали.
Венец терновый Вам не воины сплели,
И в багряницу Вас не стражи облекли,
Нет, не они глумились и пытали
И на проклятую Голгофу Вас вели.
О, Господи, свершил все это я.
Я – тяжкий крест, что на себя Вы взяли.
Веревка та, которой Вас вязали,
Гвоздь и копье, что Вашу плоть терзали,
Венец кровавый – все из-за меня,
Из-за моих грехов. Вина моя.

Йоост ван ден Вондел (1587–1679)

Йоост ван ден Вондел

Гейсбрехт и Амстел[3]

Видал ли когда белый свет
Такую верность? О, нет!
Два сердца зажглись мгновенно,
Одним огнем запылали,
И связаны неизменно
Любовью и печалью.
Так мать дитя свое любит,
Холит, лелеет, голубит.
Она под сердцем носила
И в муках его рожала,
И грудью своей вскормила.
Кровь их узлом связала.
Но узел еще прочней,
Когда на исходе дней,
Старую жизни подругу,
Бережно взяв под руку,
Старик на прогулку ведет
И счастьем своим зовет.
Там, где любовь две души
В одну сплавляет в тиши,
Небесный свет открывая
Для любящих двух людей,
К Богу любовь святая
Смерти сильней.

Амстердам.

Вход в старый театр Схаубург

Природой зажжен в крови
Огонь благородной любви,
Которой неведом страх.
Пусть время все стены рушит,
В пыль превращая и прах,
Она цементирует души.
Тоскует душа-голубка,
Терзаемая разлукой,
И голубь на ветке сухой
Той же болеет тоской,
И ту же он терпит муку,
Что терпит корень сухой.
Так и Амстел страдает.
Как снег по весне она тает,
Ведь милого мертвым считает.
А Гейнсбрехт ее на войне
За подданных кровь проливает
И тает, как снег по весне.
О Боже, смягчи их страданья,
Пошли им радость свиданья.
Герой наш ждет-не дождется,
Когда к своей Амстел вернется.
Она его встретит овацией.
Премьера должна состояться.

Константейн Хёйгенс (1628–1697)

Константейн Хёйгенс

Cupio dissolvi[4]

На смерть звезды

Неужто ночь? И вижу я во сне,

Что нет ее, звезды моей любимой?

Нет, полдень наступил неотвратимо,

И лик звезды моей не виден мне.

– Скажите, Небеса, куда она пропала?

– О, та звезда в раю, что стала божеством?

Но ей смешон твой плач, – мне Небо отвечало.

Как хохот, прозвучал в ушах небесный гром.

Ну, где ты, Смерть-Змея? Ты проскользнула мимо?

Тогда молю тебя, Хранитель, ангел мой,

Убей меня скорей, соедини с любимой,

Избавь от лютых мук, даруй душе покой.

Мы вечный свет узрим, сольемся навсегда,

Святыня, жизнь, любовь, мой бог, моя звезда!

Иероним ван Алфен (1746–1803)

Сливы

Поучительная история

Как-то раз увидел Янтье,
Что висят в ветвях густых
Сливы, крупные, как яйца,
И решил отведать их.
Он подумал: «Да, я знаю,
На плоды в саду запрет.
Но отец ведь не увидит,
А садовника здесь нет.
Сколько слив в саду созрело!
Кто там будет их считать?
Кто заметит, что сорвал я
Штучки три, четыре, пять?
Но ведь я запрет нарушу.
А зачем и почему?
Из-за горсти сладких ягод?