Худой и тощий гончар Нишата выскочил из мастерской встречать важного гостя.
– Здрав будь, князь! – поприветствовал он Ярослава.
Вместо ответного пожелания здоровья раздалось:
– Ты хто таков?
– Гончар я, Нишатой ключуть, – ответил мастер и стал показывать своё хозяйство. Ярослав молча прошёлся по двору и, уже выходя за ворота, небрежно бросил:
– Сколь в княжеску казну платишь?
– Две гривны, княже, даю.
Ярослав с недовольным видом выговорил:
– Мало! С нонешнего дня будешь платить ишо столько жа!
Нишата поморщился, но промолчал.
В усадьбе у кузнеца Олешки всё повторилось. Осмотрев кузню, Ярослав с недовольным видом спросил:
– Сколь в казну княжеску мыто платишь?
– На Вече затвердили по две гривны князю давати, – пожал широкими плечами Олешка.
Ярослав хмыкнул:
– Мне твое Вече не указ. Мало платишь, с нонешного дня будешь ишо столько жа платить!
– Княже, помилуй, а на што жа мне самому-то жити?!
Ярослав тут же указал дружинникам на Олешку. Те скрутили и посадили кузнеца вместе с женой Всеславой в специально выкопанный накануне сырой погреб, где держали без еды и питья несколько дней. Жестокий и самовлюблённый, он не считался с мнением горожан, чем вызвал открытое недовольство, переросшее в восстание.
Перед Спасским собором с идеальными пропорциями, декоративными кокошниками, закруглёнными углами, взметнувшимся золочёными крестами высоко в небо, собралась большая толпа. Стоял не стихающий возмущённый гул. Люди обсуждали кичливые повадки нового князя и непомерную выплату дани.
Со степени6, тряся бородой, вещал крепко сложенный купец Святогор, по второму имени Лаврентий:
– Братия, што ету за напасть наслал на нас Всеволод проклятый, продыху нету от его тиунов!
К нему поднялся тысяцкий Никита Андреевич. Тот прокричал:
– Невозможно боле таково терпети! Сын явойный Ярослав мыто повышаить чуть ли не кажны день! Злой на язык и скорый на расправу!
– Итить надо слуг его в цепи заковать, да в поруб побросать, как он нашего кузнеца воли лишил! – послышались крики из толпы. – Пошли их воли лишать! Да и награбленное добро заодно отымем!
Оставшийся не у дел князь Глеб, чувствуя настроение народа, стал одним из самых ярых противников владимирского князя. Толпа двинулась к усадьбам тиунов Ярослава. Того сразу же оповестили о настроениях в городе, и он послал гонца к отцу. На остальных его помощников были надеты оковы, а особо рьяных засыпали в том самом погребе. Самого Ярослава полностью отрешили от власти. Город задышал вольной жизнью.
Всеволод, получив известие от сына, во главе дружины поспешил в Рязань. На этот раз войско встало уже под стенами города. Навстречу с князем вышли выбранные на Вече рязанцы. Всеволод встретил их в окружении многочисленной охраны.
– Вы пошто беззаконие сотворили?! Крестное целование ишшо нарушили! – без обычных приветствий выкрикнул он в лицо делегации. – Буйны речи ведёте, сыну мому непокорствуйте!
На что Разя – крепкий бородатый мужик из простых горожан, имевший небольшую косторезную мастерскую, с кривой ухмылкой ответил:
– Ты нам не указ! У себе рапоряжайси! Наш енто град и мы в нём хозяева, а от твоих псов роздыху нету!
– Пошли вона отселя! – вскричал разъярённый Всеволод.
Он приказал вывести из города всех жителей, разрешив захватить с собой только то, что они могут унести с собой. Красавец-град на высоченном берегу широкой полноводной реки, украшенный нарядными теремами и избами в изящных кружевных наличниках, с тремя каменными храмами: Успенским, Борисоглебским и Спасским – на месте которого ещё совсем недавно стоял высокий бородатый деревянный четырёхликий идол, словно всматривавшийся в сказочную даль, был отдан на съедение пламени. Почти вся деревянная часть города сгорела. Немало труда и пота потребуется рязанцам, чтобы он вновь предстал в былой красоте. Но через время он станет ещё краше. Сам князь, удовлетворённый наказанием, повернул домой, расселив самых непокорных рязанцев в Суздальской земле.
