Флориэна. Почему только умные?
Луболо. Потому что глупые забывают обратную дорогу. Клювом на юг, хвостом на север, затем наоборот – ничего не вспоминается. Как отрезало.
Флориэна. Я вам не верю. Нет, нет, не верю. Разве можно забыть дорогу домой?
Луболо. Все можно. У меня лет восемь назад был следующий рабочий момент: обыкновенный, несущественный, но отложился – один несознательный гражданин ушел из семьи. Покинул ее на редкость некрасиво: у него жена, двое маленьких ребятишек, а он им ни копейки не присылает. Мы его нашли, потолкали, побросали на стену, говорим: «Нехорошо, синьор, алименты не платить, мы вам за это можем и зубы выбить» – а он нам буквально счастлив. Лезет обниматься, рвет рубашку, кричит: «Спасибо, что нашли! Я собирался найти себе хотя бы единственного друга, а здесь их столько! И все порядочные, с мозгами! А алименты я не плачу, потому что забыл, где живу». Вот такая сволочь.
Джокетто. Про моего отца вы знаете, а моя мать… ты, Инспектор, не знаешь?
Луболо. А что я должен знать?
Джокетто. Немного, Инспектор – хотя бы что-нибудь. Гегелевское единство сущности и бытия, самые распространенные виды девиантного поведения, рецепт свекольной икры…
Луболо. О твоей матери я знаю очень мало. Только то, что она была астронавтом.
Флориэна. Ваша мама летала в космос?!
Джокетто. Один раз случилось. Официально ее должность называлась «Женщина – астронавт – биохимик». Оплата труда соответствующая, уважение всеобщее, прозвище на борту «Лихоманка». Задание до сих пор огласке не подлежит.
Флориэна. Я где-то читала…
Джокетто. О ней нигде не писали – секретный полет. Закрытый доступ.
Флориэна. Я говорю не о вашей маме и не от большого воображения говорю – я где-то читала, что первые люди на земле умели летать, как ангелы, но они не сумели бы вылететь и в ближний космос, сгорели бы в атмосфере…
Луболо. Ко все чертям!
Флориэна. Зачем же так грубо? Вы говорите несколько бесчеловечно, но с сутью вашей реплики я вынуждена согласиться… Вашей маме в космосе очень понравилось? Страшно? В смысле, страшно понравилось?
Джокетто. Не знаю.
Флориэна. Вы ее не спрашивали?
Джокетто. Я-то спрашивал – она не отвечала. После полета она изменилась. Сильно. В лучшую ли сторону, в худшую, но сильно.
Флориэна. Она никого не узнавала?
Джокетто. Узнавала она всех. Дело не в этом.
Флориэна. А в чем?
Джокетто. В голове: в том, что предстало ей вокруг и внутри нее – круги, лазурь, мертвецы… Ты уверена, что тебе необходимо это знать?
Флориэна. Уверена.
Джокетто. А я нет. И поэтому тема закрыта. (протягивает Флориэне пирожок) Лучше пирожок с моцареллой скушай.
Флориэна. Благодарю вас за ваше доброе ко мне отношение. Вы, Инспектор, пирожок не хотите?
Луболо. Я их уже штук десять съел. Кроме того, я не большой поклонник пирожков.
Джокетто. Ему бы дерево – он бы с ним обнялся, ощутил его тугую, шершавую плоть, почувстововал необоримое влечение… Приспустил бы штаны…
Луболо. Что? Ты о чем? Говори скорее, пока я не опередил тебя метким выстрелом! В живот или рядом с ним – в грудь. Или в нижние этажи. Договаривай, зараза!
Джокетто. Не при девушке.
Луболо. Очень смешно. Я уже бьюсь в истерике.
Флориэна. У вас бывают истерики?! Как часто?
Луболо. Не чаще, чем бывает конец света…
Джокетто. Пробел, Инспектор – живешь, живешь, а все не умер. Нет желания восполнить?
Луболо. Придется. И не только мне. Все прокатимся – на несущемся в пропасть ландо.
