Игла в моём сердце - страница 28



— И что же? — не выдержала паузы Василиса, когда старушка прервалась на то, чтобы глотнуть из своей кружки. — Дитя мёртвым родилось?!

Матушка сжала морщинистые губы в улыбке, покачала головой и ответила:

— Живёхоньким, на весь за́мок крику было! Хорошее дитя уродилось, здоровенькое, румяное. Даже Камил повеселел, пожаловал ей тогда и шубу, и брошь драгоценную. Да только она, как дитя сбросила, ещё некрасивей стала. Где сокровища его лежат, углядела, момент улучила и целый сундук с каменьями да монетами хвать — и дёру. А на дитя рук и не хватило уже.

Царевна прижала ладошки ко рту и охнула, а старушка продолжала:

— Я младенчика отыскать вовремя не успела — старая ж, глаза не видят, а за́мок у нас большой. Уж заиндевел весь, когда в углу нашла. Зато после этого иго́ша у нас завёлся — всё ж радость, хоть такое дитя в доме.

И сложила морщинистые руки замко́м на груди с таким благостным выражением лица, что Василиса поёжилась. Уж чего-чего, а иго́ше радоваться только в Кощеевом за́мке и могут!

Стараясь не думать о том, где сейчас затаился демон, Василиса встала, подошла к застеклённому по-богатому окошку без занавесок и выглянула в темень. Ночь кромешная, лишь кое-где меж чёрных башен видно чуть более светлое серое холодное небо. И только далеко наверху вдруг, как звездой, огонёк в башне напротив сверкнул.

— А что же Кощей-то? — спросила она, вглядываясь в едва заметный отблеск. — Отчего Камилом зовёшь его, матушка?

— Так имя его, — как несмышлёнышу ответила старушка и пояснила: — Нынешнего Кощея. До него другой был и после новый придёт.

— А как же так-то? — в недоумении обернулась девушка. — Я ж думала, что он как Яга! Появился в незапамятные времена и с тех времён так и живёт на свете. Аль нет?

— Так то Яга! — морщинистая рука махнула куда-то, где, по всей видимости, находился юг. — А у Кощея другая задача — он Явь от Нави стережёт. По эту сторону речки Смородины стои́т, а по ту — Змей Горыныч.

— Горыныч?! — ахнула царевна, а собеседница глянула в её сторону чуть осуждающе и велела:

— Ты ужинать садись, а то стынет всё! Голодная, небось, а тебе силы нужны опосля холоду такого! Разболеешься же, дитя! А пока ужинаешь, слушай дальше.

Пришлось подчиниться и усаживаться за богато накрытый стол. И не то чтобы не хотелось есть Василисе, да как-то казалось, что не полезет кусок в горло после всего. Впрочем, едва она первую ложку в рот отправила, как все печали померкли, отошли, будто спрятались, и дальше она уплетала за обе щёки, пока старушка рассказывала:

— Кощей наш от беспоко́йников мир охраняет. С этой стороны, с Явной. А Змей от тех, кто раньше срока в Навь сунуться пробует. Так что нельзя Кощею бессмертным быть, он из смертного рода приходить обязан. А чтобы Кощеем стать мог, на Калиновом мосту побывать надобно. Да только так, чтобы на мост ступить, но на ту сторону не пройти, а вернуться.

— Это что же? Как ты, матушка? — охнула гостья, а та подтвердила:

— Почти, красавица! Только вот мне срок пришёл, и я уж уйти хотела, да не пустил меня чернокрылый мой. А Камил сам трижды туда в юности не своей волей отправлялся и трижды по своей воле возвращался, — и с гордостью покачала головой: — Ох и крепкий воин был! Ничего не страшился! Никому не сладить с ним! А как мечом махал — целые рати за́мертво падали! Мормаго́ном прозвали его за это. За это, да за то, как от смерти уходил трижды.