– Ой, что ты делаешь! Больно ведь, пусти! – вскрикнула та. Портфель перевернулся в её руках, и из него на пол посыпались книги и тетради. Жар заключил её в свои объятия, сжав так крепко, что она не могла пошевелиться. Обездвижив её, он прошептал ей на ухо жалобно.
– Не уходи, Виринея, прошу тебя! Прости! Язык у меня поганый! Прости же!
Сердце девочки ухнуло от незнакомого волнения, вызванного близостью с ним.
– Отпусти меня, Жар! – угрожающе произнесла она.
– А ты останешься? – напирал он. Его переполнил настоящий звериный восторг. Словно он держал в руках не девчонку, а настоящую добычу.
– Да, если тебе так хочется! Отпусти же! – сдалась Вирша.
Он нехотя разжал железную хватку. Вирша отшатнулась от него, повалив стул, и сейчас же взволновано поставила его на место.
– Ты обещала! – напомнил ей Жар.
– Хорошо! Только и ты обещай, что перестанешь выделывать всякие там шуточки! – поставила она встречное условие.
– Хм. Я постараюсь! – и помолчав, добавил. – А ты ничего девчонка! У тебя в сердце огонь, только ясный! – он стоял над ней, пока она, присев на корточки, поспешно собирала тетради и книги обратно в портфель, и просто сатанел, от того, что Вирша, хотя и вынужденно, находилась у его ног.
Время шло. Приближался последний Новый Год, который Жару предстояло провести в школе. Лада решила сделать сыну подарок. Новогодний бал для всех, обещал стать запоминающимся праздником. Лада выписала из города живую музыку. Была приготовлена обширная развлекательная программа, фейерверки, вина, закуски. На стадионе был построен сказочный снежный городок, с замками и горками, освещённый гирляндами разноцветных лампочек. В центре городка стояла огромная ель, разукрашенная самодельными игрушками, смастерёнными школьниками. Но основной праздник должен был проходить в огромном спортзале. Там сколотили сцену, подсоединили светомузыку, поставили елку, развесили плакаты, украсили зал снежинками, гирляндами и дождиком, открыли бесплатный бар.
Весь посёлок гудел, в предвкушении «того самого Нового Года», с нетерпением ожидая праздника. Все шили вечерние наряды, чистили пёрышки. Так как единственным условием пропуска на бал был вечерний наряд. «Мужчины в костюмах и смокингах, женщины в бальных платьях!»
*****
Вирша присмотрела в магазине тканей отрез зелёного шёлка, но денег у неё не было. И ни у кого не было! И тогда, она всё-таки решилась попросить их у тётки. Но та и слышать не захотела ни о каком вечернем платье для племянницы. Её собственные дочери вытянули из неё всё, что можно!
– Нет у меня больше денег! Нет и всё! Иди лучше скотину уваж! – она сунула ведро с пойлом для коровы в руки Вирши.
– Но, тётушка!… – настаивала та, чуть не плача.
– И не проси! Меня дочери с этим балюсом совсем замучили, и ты ещё туда же!… Ну куда идти-то тебе? Чего ты там не видала? Чёртового сына Жара? А я всегда тебе говорила, и теперь говорю, держись от него подальше! Ох, накличет он беду на твою дурную головушку! – запричитала Степанида.
– Вир-ша!!! – послышалось со двора, и в дверь постучали так, что дом затрясся.
– Кто это там? – удивлённо спросила Степанида у девушки.
– Это ко мне, тётушка. – поспешила в сени та. Но Степанида опередила её, распахнула дверь и опешила. На пороге, одетый как князь, стоял Жар собственной персоной.
Высокая шапка из седой чернобурки с лихим лисьим хвостом, свисающим сбоку. Соболья шуба до пят, распахнутая на груди и одетая поверх полушубка. Ноги, обутые в волчьи унты. Мороз разрумянил молочную кожу на лице. Жар весело улыбался тётке Степаниде во весь рот, скаля крупные зубищи, и в его синих глазах бегали хмельные чёртики.
