Он подошел к шкафу, отодвинул груду старых, пахнущих нафталином свитеров и достал оттуда бутылку, пыльную, но целую. Пятнадцатилетний французский коньяк. Подарок друга на свадьбу. Хранился для самого особенного случая. Теперь этот случай настал. Выпивки больше не было – ни для радости, ни для горя. Пришлось вскрывать последнюю святыню, последний якорь. Роберт схватил бутылку так, что пальцы побелели от напряжения, с силой выдернул пробку. Хлопок был негромким. Запах дубовой бочки и выдержанного, крепкого спирта ударил в нос, знакомый и обжигающий.
Он поднес горлышко ко рту, запрокинул голову и залпом, не моргнув, выпил четверть крепкой, обжигающей горло жидкости. Кашель вырвался сам собой, слезы выступили на глазах – не от горя, а от физической реакции на удар по пустому желудку. Но внутри что-то оцепенело, стало чуть легче дышать. На мгновение. Тяжесть отступила, сменившись теплым туманом.
*Психбольница №3. Кабинет главврача. Поздний вечер.*
– Я вам обещаю, – Кропс говорил с набитым ртом, доедая третью жирную, липкую булочку с повидлом, крошки падали на стол и его пиджак. – у каждого, кто сегодня в этом кабинете, будет премия. Не просто премия – бонус! Солидный! – Он махнул рукой, крошки полетели на стол. – Так, повторим план на завтра еще разок для полной ясности. – Он встал, тяжело опираясь о стол, кряхтя, и прошелся перед сотрудниками – двумя крепкими, бесстрастными санитарами с каменными лицами и медсестрой с бесстрастным, как маска, лицом. – Завтра, ровно в десять, он приедет по адресу. Вы все – переодеваетесь. Костюмы, галстуки, белые рубашки. Никаких халатов! Никаких бейджиков! Ни единого намека! Вы для него – не врачи и не санитары. Вы – сотрудники престижного издательства «Эпилог». Понятно? – Он уставился на каждого по очереди, его маленькие глазки буравили. – Каждый должен играть свою роль. Уверенно. Вежливо, но без заискивания. Главное – чтобы он был на все сто уверен, что попал именно туда, куда и хотел. Что это не больница, а храм литературы! – Кропс хрипло рассмеялся, звук был неприятным. – Завтра утром, перед его приездом, еще раз пройдемся по деталям. А пока – все свободны. Задание простое, но от его исполнения зависит… – он многозначительно потыкал жирным пальцем в фотографию Роберта Фракса, лежащую на столе, – …зависит наше с вами благополучие. Если все закончится гладко, как по маслу, – Кропс сладко щелкнул языком, облизывая губы, – министр не оставит меня без щедрой благодарности, а я, поверьте, не забуду и вас. Всем спасибо.
Персонал молча, как тени, разошелся. Кропс остался один. Он подошел к окну, глядя на темнеющий город, на его огни. В отражении стекла его лицо, обычно самоуверенное, наглое, на мгновение исказила тень беспокойства, тревожной неуверенности. Он быстро отогнал ее, отхлебнув из банки.
*На следующий день. Утро.*
Роберт проснулся раньше будильника. Нервы звенели, как натянутые до предела струны. Он принял ледяной душ, заставляя тело взбодриться, тщательно побрился, стараясь скрыть глубокие тени под глазами, синяки усталости. Затем надел свой единственный приличный костюм – темно-синий, немного поношенный на локтях, но безупречно чистый, выглаженный. Подарок Лили на его тридцатилетие. Последний подарок. Он поправил галстук перед треснувшим зеркалом, поймав свое отражение – глаза все еще светились отголоском вчерашней радости, но в глубине, в самой глубине зрачков, таилась знакомая, древняя тревога, готовая вырваться наружу, как зверь из клетки.
