Облегчение
наступало с каждой минутой, но эти малыши были куда младше Фреда и тем более
его братьев-близнецов. Сосали они медленно и мало.
Когда
Севия увидела, что молоко все еще сочится из моей груди, она принесла еще пару.
Девушки, что кормили по одному младенчику, подошли к нам.
— Ты
родила тройню? Такая маленькая? Откуда столько молока? – посыпались вопросы.
—
Просто мне сразу приходилось кормить троих. Видимо, от этого и прибывало, -
ответила я. Мне предстояло что-то рассказать о себе, но я просто вглядывалась в
маленькие личики, стараясь узнать своего, почувствовать сердцем, душой или как там
матери узнают своих детей. Я больше не отвечала на вопросы, дав понять, что
очень устала.
Когда я
накормила четверых, Севия отвела меня в другую комнату с камином. Там стояли
два топчана, большая железная ванночка, два ведра воды, от которых шел пар. И
самое главное: на столике с тряпочкой для мытья лежало мыло и расческа. А на
стуле рядом — белоснежная сорочка и такое же, как у девушек,
платье. Еще там были тапочки. Из войлока. Это была настоящая шерсть! Радовалась
я им, наверное, даже больше, чем грядущей чистоте. Ноги мерзли постоянно.
С
каменными полами, наверное, невозможно было бы ходить в чем-то другом и не
болеть.
Я
мылась больше часа. Когда Севия заглянула и спросила, нужна ли еще вода, я
удивилась, но согласно кивнула. Я начисто, до скрипа, отмыла тело, промыла
голову и расчесала волосы. Пахнущая морозом сорочка, словно ангел, обняла мое
тело.
Вернувшись
в зал к девушкам, я нашла там лишь одну Севию.
— Идем,
я провожу тебя. Все уже собираются к ужину, - она подтолкнула меня за плечо, и
я поняла, что этот жест значит: нужно двигаться побыстрее, делать все
побыстрее.
Мы
быстро спустились по лестнице, прошли дальше по коридору, вошли в дверь, за
которой я снова готова была увидеть лестницу. Но это был зал размерами, как
тот, в котором жили младенцы.
Два
длинных стола, лавки по обе стороны от них и полный зал людей. Женщины в таких
же или чуть других платьях, какие были надеты на нас, мужчины в серых рубахах и
безрукавках. Разновозрастной народ молча ел что-то из мисок.
Севия
подвела меня к месту, где сидели девушки. Между ними оставался занятый для меня
промежуток, куда я быстро присела. Передо мной стояла миска, полная каши.
Сверху на ней озерцо растаявшего масла. В кружке молоко, а на общей тарелке
огромные ноздреватые ломти черного хлеба.
Я
посмотрела чуть дальше, где ужинали мужчины. В их мисках была не каша, и в
кружках было не молоко.
«Вот
тебе и кровожадный лорд», - подумала я, вгрызаясь зубами в хлеб. Топленое
масло, которое не хотелось перемешивать, а просто обмакнуть в него хлеб, было
свежайшим, без намека на залежалость и тем более на плесень.
Съев
половину, я решила притормозить. Так я смогу растянуть этот пир и рассмотреть
людей, что сидят за столом. Плохо, что люди не разговаривали. Видимо, здесь это
было не принято. Я исподлобья рассматривала женщин и мужчин. Кто-то ел жадно,
видимо, сильно проголодавшись, а кто-то, как и я, предпочел посидеть здесь за
миской. Может, чтобы отдохнуть от работы.
Заметив,
что девушки допивают молоко, я быстро доела последнее и залпом опустошила
кружку, поздно поняв, что молоко кислое. Это было тоже вкусно, хоть я привыкла
пить кефир сладким. Сейчас мне было вкусно все!
Вернувшись
в зал с детьми, я снова готова была накормить парочку младенцев. После прилегла
на топчан у камина и заснула, как те младенцы. Проснулась сама оттого, что один
малыш в корзине, стоящей рядом, кряхтел. Я осмотрелась. Свет от каминов освещал
темный зал не очень хорошо. Вынув ребенка до того, как он заплакал, я
развернула его. Заметила, что на другом топчане спит одна из девушек. Видимо,
они дежурят здесь по очереди. Или у них есть какие-то другие дела в замке.
