Имя мое - любовь - страница 28

Здесь, возле этих самых конюшен, я впервые и увидела взрослых детей. Мальчишки примерно лет с семи и до взрослого возраста, который сложно было определить, занимались с мужчинами. В руках каждого был меч.Да, знаток оружия, а тем более средневекового, я никакой, но меч от сабли или рапиры отличу точно. Это тяжеленная штуковина с необъятной рукоятью, длиной была не меньше двух третей роста каждого паренька.Мальчишки повторяли за двумя грозного вида мужчинами каждое движение. Это было похоже на подготовку к играм. В этом случае могли готовиться и к войне. Но мне меньше всего хотелось думать об этом. По крайней мере, до того момента, когда я не найду своего малыша Альби.Чуть дальше, в большом загоне мальчики такое вытворяли на лошадях, что у меня отвисла челюсть. В детстве я видела подобное только в цирке: наездники на полном ходу вставали на ноги на спине животных. Споро садились обратно. Словно живая нитка, просачивались под лошадью и через несколько секунд возвращались в седло.Самому младшему на вид было не больше шести лет. И все как один занимались, не отвлекаясь. Наш «выводок» то и дело громко давал о себе знать, но мальчишки даже головы в нашу сторону не повернули.— Эти мальчики тоже были куплены лордом? – я задала вопрос Севии, даже не надеясь, что она ответит. Но она стояла рядом, неотрывно следя за наездниками, и, к моему удивлению, впервые ответила не свысока:— Да, эти привезены лордом из его прежнего замка. Здесь больше места, больше земель. Король победил в войне благодаря лорду.— Эти дети? Они воины? – уточнила я, всматриваясь в парнишек, которым сейчас бы пускать воздушных змеев в небо, кораблики по ручьям, читать о приключениях, дергать девочек за косички. Но побоялась озвучить свои мысли, потому что Севия отвечала с восхищением, адресованным явно лорду и всему его делу.Кормили детей мы прямо на улице, здесь же. Обедали и ужинали по очереди, как всегда. Когда солнце начало садиться, я загрустила. Эта бескрайняя поляна была отрадой для глаз. Замок настолько надоел своими серыми стенами, что когда мы перенесли малышей и закрыли двери в детском зале, стало даже не грустно, а тошно.— Нита, как думаешь, если поговорить с лордом… Он отпустит нас с сыном? – спросила я, когда мы, наконец, остались вдвоем.— Либи, ты нашла его? – Нита вскинулась, и глаза ее загорелись.— Нет еще. Но это кто-то из моей троицы…— Надо знать точно, Либи, только вот… не думаю, что тебе разрешат, - Нита погрустнела, но дело было, видимо, не только во мне и моей истории с поиском своего чада. Она весь день, пока мы были во дворе, предпринимала попытки пройти хоть куда-то от стены конюшни. Получалось у нее отойти не более чем на сто метров. В этот миг, словно из ниоткуда вырисовывался стражник. Вот у этих мужчин были не мечи, а что-то вроде длинных кинжалов. И висели они на бедре прямо поверх гамбезона. Видимо, чтобы все понимали, с кем имеют дело.— Я видела, как ты «прогуливалась» с детьми на руках, видела, что лишнего шага нам сделать не дадут, - я присела рядом на топчан, а потом сняла мягкие кожаные тапочки и легла. Оставалось только одно: прощупывать все варианты, а потом принимать решение. Я почему-то была уверена, что если поговорить с хозяином этого места, все могло получиться, хоть и пробирала дрожь от одного только воспоминания о нем.Лорд Лаверлакс походил на профессионального борца не только своими габаритами, но и лицом: сложно было прочесть по нему настроение хозяина, его эмоции и уж тем более мысли. Но моя надежда была подпитана той самой нежностью, с какой он обращался с умирающей бывшей королевой.«Конечно, я никто, и звать меня никак. А она могла быть его любовью или, допустим, сестрой. Но малыш! Коли была бы сестрой, неужели он отдал бы родного племянника в общий «цыплятник»? Да и вообще, странно, что принца оставили в живых. Новый король всегда «подчищает» за собой», - подумала я, засыпая.Утро началось с завтрака, кормлений, пеленаний и все по кругу. После обеда, к моей великой радости, мы снова вышли во двор. На этот раз мальчишки были без оружия, но опять не сидели без дела. Они нарезали круги вокруг конюшен. Я отметила парнишку лет двенадцати из-за его ярко-оранжевого цвета волос. Рыжина такого оттенка даже на очень коротких волосах всегда похожа на шапку. Примерно за час, благодаря ему, я насчитала шестьдесят кругов.Мальчиков можно было смело отправлять на любую спортивную Олимпиаду. И не нашлось бы кого-то со стороны, кто мог бы оказаться быстрее и сильнее.Через неделю я знала почти все упражнения, которыми занимались мальчики - воспитанники. Как-то само собой тело начало отзываться на движение, и я решила разминаться, вместо того, чтобы сидеть на лавке у каменной стены и дремать, как остальные девушки. Приседания, пробежка ровно до того места, где мне навстречу выходил стражник.На второй неделе я не забегала дальше этой невидимой никому полосы, отметив ее для себя парой незаметных камней. А вот на третьей неделе я начала заступать за границу дозволенного. Была надежда, что я ему уже надоела. Но он заметил, что дальше я и шага не делаю.Так и получилось. Сначала на метр вперед, потом на полтора, на два. И вот я уже добегаю до вытоптанного мальчишками круга на поляне. Шаг – и я могу к ним присоединиться, влиться в это движение, в котором участвуют не меньше двух сотен человек. Можно, наверно, даже потеряться в нем. Если бы, конечно, не одежда: мальчики бегали с голым торсом.Осмотревшись, я заметила в одной из конюшен большое окно. Конечно, без стекла. Просто проем, за которым сидели трое мужчин. Они не отводили глаз от парнишек. Наверное, они и давали команду отгонять нас.Нет, бежать я не планировала. Мне хотелось понять: что и как здесь работает, кто за что отвечает и с кем можно посоветоваться о моем деле. Мне нужны были соратники, союзники, а по максимуму, конечно, друзья. Хоть я и не верила особо в дружбу, но одной тут было слишком невыносимо.Так прошли две недели. Поляны зазеленели густой сочной травой, кусты стали непроглядными, а деревья подарили тень. Для дальнейшего существования на воздухе для нас построили навесы с ограждениями, а рядом что-то вроде огромного манежа.Манеж оказался и правда манежем для карапузов, которые только начали ходить и активно ползают. Когда в нем постелили здоровый шерстяной ковер, я даже хмыкнула. Лорд и правда так заботиться о будущем «пушечном мясе»? Или это кто-то из «персонала» такой сердобольный?Работа женщин, ухаживающих за детьми в манеже, в корне отличалась от нашей: они не сидели вообще. Если бы в моем детском доме так обращались с малышней, я бы предпочла жить там, чем с некоторыми, вроде моей тетки.Единственное, что меня насторожило: дети из манежа не плакали. Вообще! Они падали, они боролись между собой за безликие погремушки, слаженные из каких-то странных трубок, наполненных чем-то шуршащим. Я отметила, что детские личики меняются в зависимости от настроения. Малыши, пуская слюни, неразборчиво что-то балаболят на понятном только им языке, но не плачут.Единожды я заметила, как один такой начал складывать маленькие, словно малинка, губы, планируя разреветься, но тут же отвлекся на что-то и продолжил елозить задницей по ковру.— Почему они не плачут? – спросила я у одной из женщин. Правда, перед тем как перейти к вопросам, я старательно, не меньше часа следила за ними, разнимала или разводила в разные углы, поднимала упавших, помогала завязать тряпичные подгузники или собрать грязное в корзину.— А чего им плакать? - ответила вполне добродушная женщина. - Сыты, сухие.— Но все равно… они же очень маленькие еще. Чтобы внимание привлечь. Или если больно, - предположила я.— Когда просто плакали, к ним никто не подходил. Кормили, переодевали, давали чем играть. И все. Они и рук почти не знают, - она указала на младенца, которого я укачивала, хотя он уже заснул и оторвался от груди, - вот ему сложно будет. Так что… не качай. Положи.Я посмотрела на маленького принца и представила, как он будет сидеть в этом манеже в слезах. И никто к нему не подойдет. И у меня защемило сердце.