Иномирянка для министра - страница 13



Да, лучше думать об этом, как о временной проблеме.

Если жена Лавентина переместилась в другой мир, то и моя должна.

А переместилась ли его жена? Вдруг он ушёл, и она тоже вернулась?*

Этот вариант я обдумывал, стоя у двери в кабинет главы патентного бюро. Ключ тускло блестел.

Страшно вновь увидеть ту девушку: вдруг сердце опять пропустит удар, и меня затянет в водоворот совершенно ненужных чувств.

«Только бы это было ошибкой, и она не вернулась», – я вставил ключ в замок и провернул.

На плечи навалилась усталость последних бессонных ночей, размышлений о браке, почти созревшего решения уйти в отставку. Казалось, этой тяжестью меня вдавит в пол по макушку.

Но не вдавило.

Вымотался я за шесть лет на посту. Даже в первую неделю траура по жёнам продолжал ходить в министерство, что-то решать.

И сейчас передо мной просто очередная задача для решения.

Обеспечить жене безопасность.

Скрыть факт моего брака с неподходящей по статусу девушкой.

Приказать Лавентину заняться решением проблемы с перемещением.

Сообщить о случившемся императору и решить, что делать.

Просто набор задач.

Приоткрыл дверь. Распахнул на всю ширину и вошёл в пустой кабинет.

Неужели повезло, и жену каким-то чудом вернуло домой? Или глава бюро ошибся? Или…

Браслет тянулся к боковой двери.

Естественно, в общем-то, для девушки, оказавшейся запертой в незнакомом месте, забраться в укромный уголок.

А мне теперь общаться с перепуганной женой. И страх – меньшее из случившихся с ней зол.

Так, хватит пессимизма: я из Лавентина вытрясу способ вернуть её в безопасность родного мира.

Приблизившись к двери, постучал.

– Можно войти?

Накатило тошнотворное ощущение повтора. Вечно я так стою под дверями жён.

Талентина запиралась от меня, потому что ненавидела.

Эваланда запиралась, требуя, чтобы отпустил её из Черундии или отказался от должности и вернулся в Алверию.

Миалека запиралась и рыдала по ту сторону двери, обвиняя в том, что я её не люблю. Накануне её поездки с отцом на воды, во время которой оба погибли, я так же стучал в дверь и просил разрешения войти, хотя сказать было нечего, кроме того, что жена должна остаться из-за предстоящего бала у посла Охтандии.

Нейзалинда из-за запертой двери требовала, чтобы я оплатил её счета у ювелира и модистки. Пыталась выставить меня виновником этих непомерных трат: что передо мной хочет красоваться и моё сердце растопить. Словно моё расположение зависит от одежды и украшений.

И эта жена тоже будет прятаться за дверью. Обоснованно.

Прикрыв глаза, снова постучал.

Она не ответила.

Боялась или не понимала меня.

Сердце билось часто-часто.

Стиснув ручку, потянул. Дверь не поддалась.

– Открой, пожалуйста, – попросил я.

Опять молчание. Пришлось коснуться замка пальцами и послать импульс Тлена. Несколько мгновений спустя язычок замка осыпался прахом и я, отойдя в сторону, начал приоткрывать дверь.

В меня ничто не прилетело, не было криков. Так тихо, словно в комнатке с документами никого нет. Но напряжение браслета мешало поверить в столь счастливое разрешение проблемы.

Свет проник в комнатку, озарив коврик, стеллажи с папками. Кресло. И сидевшую в нём девушку с огромными от ужаса глазами. Сердце защемило.

На ней почему-то была мужская одежда необычного кроя. Девушка смотрела снизу вверх, обхватив прижатое к груди колено руками, и словно молила о пощаде.

– Ты должна пойти со мной, – сказал я.

Она отозвалась невразумительным набором звуков.