Инсоленс. Пустая из Кадора - страница 48

Как ему это удаётся?

– Янгус… – произношу вдруг, сама удивляясь своему голосу. Он звучит тише, чем хотела. – Можно спросить?

Он вскидывает бровь, всё ещё внимательно следя за раствором.

– Разумеется. Но если это о формуле вечного счастья, то я пока не дошёл до нужной главы.

– Нет, не о формуле. – Провожу пальцами по краю стола, как будто ловлю нужные слова. – Как ты стал алхимиком? Почему вообще выбрал это?

Вопрос повисает в воздухе. Даже Нибл перестаёт чистить лапку и снова смотрит на меня – теперь совсем серьёзно, как будто тоже ждёт ответа. Янгус смотрит в колбу, потом – на меня. И вдруг как-то по-другому улыбается. Без кривляния. Почти… тепло.

– Мой отец был аптекарем. В Хардоре. Делал настойки, собирал травы, лечил. Ни капли Искры. Только знания, терпение и очень много перетёртого зверобоя. – Он делает паузу, и я вижу: за словами – воспоминание, с запахами, звуками, чем-то живым. – Когда я был ребёнком, у нас часто не хватало ингредиентов. Один раз мне дали задание: найти листья курассы в овраге за домом. А я принёс три других растения. И сказал, что так будет лучше. Просто… интуитивно. Смешал их. Получилось что-то невероятно отвратительное по вкусу. Но у старой Грэды на следующий день прошла лихорадка, которая держалась неделю.

– Ты просто… смешал что было?

– Да. Потому что мне было шесть. И потому что мне казалось, что трава, пахнущая мятой, не может быть злой. – Он смеётся. – Тогда отец посмотрел на меня очень долго, потом налил себе ксарея, а мне воды и сказал: «Ты станешь либо гением, либо катастрофой. Мы узнаем позже».

– И что оказалось?

– Думаю, я – гениальная катастрофа, – говорит он с широкой, беззлобной усмешкой. – Но знаешь… я тогда понял. Алхимия – не про формулы. Она – про выбор. Про то, что ты решаешь: какая трава сегодня спасёт чью-то жизнь. Или испортит суп. И мне это… подошло.

Янгус снова берёт колбу, смотрит на неё, как будто там не зелье, а ответ.

– В Инсоленсе слишком много сил, которые просто ломают. А алхимия… хоть что-то чинит.

И я вдруг понимаю – вот она, суть. Не в кролике. Не в опытах. А в том, что он хочет починить. Этот мир. Себя.

Раствор в колбе мерцает. Янгус улыбается, поддевает стеклянную пипетку, отпускает в смесь ещё каплю, и отвар меняет цвет. Плавно, будто не решаясь. Из прозрачного – в золотисто-мутное, как пролитый мёд в воде.

Смотрю, как он работает, с каким вниманием относится к каждой детали. У Янгуса всегда всё летает из рук, валится со стола, взрывается, но в этот момент он точно знает, что делает. В этом хаосе – его порядок. Его смысл.

А во мне… начинается что-то другое.

Мысль, тихая, но цепкая.

«Алхимия не про формулы. Она – про выбор.»

Янгус сказал это почти шутя. Но оно застряло. Прокрутила раз, другой. Оно звучит – не как фраза, а как зерно, падающее в почву.

Выбор.

А я? Какой у меня выбор? Переводить дальше? Притворяться, что ищу путь домой, хотя на самом деле раскладываю чужую жизнь по частям? Или всё-таки признаться себе: я копаю не только в дневнике. Я копаю в людях. В этом мире. В Аласторе.

Потому что он – ключ. Или тупик. И если я не пойму, кто он на самом деле – я не выберусь.

Он говорит правильно. Безупречно. Почти идеально. Идеальный порядок. Идеальный контроль. Но я знаю – так не бывает. Особенно сейчас, когда дневник перестал быть просто скучной хроникой технических опытов, когда слова в нём вдруг обрели пульс – неровный, ломкий, – и стали страшнее любых формул. Я ловлю себя на том, что всё чаще возвращаюсь к мыслям о нём – как о человеке, в котором тоже, кажется, живёт хаос. Просто он умеет держать его за щеколдой.