Энни бежала следом, ее сердце колотилось не только от страха. Она видела его спину, напряженную в беге, видел следы слез на щеках. Ярость улеглась, оставив после себя тяжелый осадок и то самое зерно понимания. Он пожертвовал людьми. Хладнокровно. Но он не был хладнокровным убийцей. Он был человеком, разорванным между чудовищными весами, и его выбор, пусть ужасный, был выбором в пользу большего числа жизней. И цена этого выбора была выжжена в его душе огнем.
Первый шаг к «Зениту» был сделан. Первый узел пал. Цена заплачена. И пока они мчались по гибнущей станции к спасительному «Стратоскауту», Энни впервые задумалась не только о том, как ненавидеть Джима Харпера, но и о том, какую невыносимую ношу он несет. Зерно понимания упало в почву их общего ада. Что из него вырастет – пока не знал никто.
Сирены «Зенита» выли не просто сигналом тревоги – они звучали как предсмертный стон гигантского механического зверя. Воздух в коридорах, еще недавно стерильный, теперь был пропитан едкой смесью озона и чего-то сладковато-химического – газ «деградации», предназначенный для уничтожения любой органики. Стены вибрировали от глухих ударов – это взрывались герметичные переборки, изолирующие горящие или зараженные сектора. Красные аварийные огни мигали в такт сиренам, превращая бег по узким проходам в пульсирующий кошмар.
«Не останавливайся!» – Джим кричал, но его голос тонул в грохоте. Он бежал впереди, прижимая к груди тубус с чертежами, как святыню. Его спина была напряжена, но шаги уже теряли уверенность – адреналин от отключения узла и последовавшего морального краха выгорал, сменяясь физическим истощением и действием газа. Энни следовала за ним вплотную, прикрывая рот рукавом куртки, глаза слезились от едкой взвеси.
Они свернули в последний коридор перед шлюзом. И тут земля – вернее, пол станции – ушла из-под ног. Не взрыв. Прогиб. Мощный, как удар гигантской кувалды снизу. Станция «Зенит», лишившаяся своего управляющего ядра и систем стабилизации, начала неконтролируемо вращаться и деформироваться под действием стратосферных потоков и собственной инерции. Металл скрипел, скуля, как живой.
Энни вскрикнула, кубарем покатилась по полу, ударяясь о стену. Джим, находившийся чуть впереди, не удержался – его швырнуло вперед, он ударился плечом о выступ гермодвери шлюза с глухим стуком. Тубус вылетел из его рук и покатился по наклонному полу к зияющей дыре в стене, откуда валил едкий дым.
«Черт!» – застонал Джим, пытаясь подняться, но схватившись за левое плечо. Его лицо исказилось от боли. «Тубус! Данные!»
Энни, отбросив собственную боль, рванулась за скользящим цилиндром. Она поймала его в полуметре от дыры, ощутив на лице волну горячего, химического воздуха. Резко откатилась назад, к Джиму.
«Держись за меня!» – крикнула она, протягивая свободную руку. Пол под ними снова качнулся, на этот раз в другую сторону. Станция агонизировала.
Джим, стиснув зубы, ухватился за ее руку. Его хватка была слабой, пальцы холодными. Энни подтянула его к себе, затем, используя инерцию следующего крена, толкнула к панели управления шлюзом. «Код! Быстро!»
Он тыкал дрожащими пальцами в клавиатуру. Система отвечала с задержкой – станция умирала. Наконец, зеленый свет. Гермодверь в их шлюз с «Стратоскаутом» медленно, со скрежетом, раздвинулась. За ней, как родной дом в аду, виднелась потрепанная кабина их самолета.
