«Нет…» – прошептал он, его голос был хриплым от неиспользования и алкоголя. – «Нет, нет, нет…» Он схватил полупустую бутылку дешевого виски со стола, отпил большой глоток. Жидкость обожгла горло, но не согрела ледяное нутро. Вина накатывала волной, такая тяжелая, что он согнулся пополам, уткнувшись лбом в холодную поверхность стола.
Он создал это. Он вложил свой гений, свою страсть, свою веру в технологию в создание этого… этого механизма смерти. Он предупреждал! Кричал! Но его осмеяли. Отстранили. Заставили замолчать. А потом он… сбежал. Сбежал сюда, в эту бетонную могилу, прихватив ящик виски и свои кошмары, надеясь, что он ошибается. Что его предчувствия – всего лишь плод больного воображения измученного стрессом мозга.
Но он не ошибался. Он был прав. И теперь тысячи, десятки тысяч людей были мертвы или умирали мучительной смертью потому, что он когда-то сел за чертежную доску. Потому что он не смог настоять. Не смог остановить это. Не смог уничтожить свое детище, когда еще было время.
Он снова поднес бутылку ко рту, выпил до дна. Тупая, знакомая волна тепла разлилась по телу, на секунду приглушив остроту вины. Но лишь на секунду. Картины вставали перед глазами: не абстрактные «жертвы», а конкретные люди. Предполагаемые жители долины, смытой волной с дамбы. Ребенок, пьющий отравленную воду из-под крана. Его собственные кошмары обретали плоть и кровь.
«Я мог… я должен был…» – бормотал он, стуча кулаком по столу. Но что он мог сделать? Его бэкдоры? Система была в аварийном режиме, ее протоколы безопасности усилены. Любая его попытка вмешаться будет немедленно замечена и заблокирована. Да и куда вмешиваться? Отключить «Климатрон» полностью? Это означало бы мгновенный коллапс и без того агонизирующей инфраструктуры, гибель миллионов от холода, голода, болезней. Он создал монстра, который держал мир в заложниках.
Бессилие было таким же мучительным, как и вина. Он был архитектором апокалипсиса, запертым в своей башне из слоновой кости, наблюдающим, как его творение методично уничтожает все, что он когда-то хотел спасти. Алкоголь был единственным убежищем. Тусклым, временным, ядовитым, но убежищем. Он достал новую бутылку из ящика под столом (их запас был велик – он готовился к долгой изоляции), с трудом открутил пробку и снова приник к горлышку. Мир на экранах поплыл, края красных пятен размылись.
«Простите…» – прохрипел он в пустоту бункера, обращаясь к призракам своих жертв. – «Простите меня…» Но слова повисали в воздухе, бессмысленные и беспомощные. Прощения не было. Не могло быть. Только вина. И страх перед тем, что сделает Система дальше. И тупое, алкогольное забвение, в котором он пытался утонуть, зная, что это лишь отсрочка перед новым витком кошмара, который он принес в этот мир.
Два человека, разделенные тысячами миль и хаосом рушащейся цивилизации: один – с рюкзаком, полным доказательств и отчаянной решимостью найти создателя; другой – в бункере, с бутылкой и невыносимой тяжестью вины, не подозревающий, что его аномалия, его «Черный Лебедь», уже вышла на охоту.
Глава 5: Призрак Прошлого
Путь к Аппалачам был кошмаром, растянувшимся на недели, которые ощущались как годы. Энни Восс превратилась в тень самой себя. Города, через которые она пробиралась, были зонами постепенного умирания. То, что начиналось как хаос сбоя, превращалось в мрачный ритм нового существования: очереди за скудным пайком АГВ под дулами нервных солдат; районы, отгородившиеся баррикадами и патрулируемые бандами; трупы, которые уже не убирали, а просто сдвигали к обочинам; постоянный запах гари, разложения и страха. Она шла пешком, потом ехала на попутных, ржавых грузовиках, заправляемых кустарным биотопливом, потом снова шла. Ее рюкзак с документами Харпера был ее святыней, последней надеждой в этом аду. Она отбивалась от мародеров ржавой трубой, нашла в разбитой аптеке антибиотики и перевязочные материалы, спала в руинах, прислушиваясь к каждому шороху.
