Мора Пьоцци склонила голову набок:
– Я в ужасе. Мне кажется, что вот-вот произойдет нечто страшное, а я ничем не могу помочь.
– Да уж, звучит невесело.
– Там, в бумагах, вы найдете мою визитку. Если что, я буду на связи.
– Спасибо.
Табита посмотрела вслед удалявшейся Море Пьоцци, а потом взяла со стола пачку документов. На титульном листе значились ее фамилия и личный номер. Табита отнесла бумаги в библиотеку, где лежал ее коричневый блокнот. Затем она сняла колпачок с ручки. Бумаг было очень много – с чего же начать?
Чтобы хоть как-то определиться, Табита стала листать документы. Вот множество изображений с камеры наблюдения, которая установлена на стене магазина. На снимках ничего из ряда вон выходящего. Проезжающая машина, идущий прохожий. Табита повернула еще один снимок. Не было никакой надписи, только справочный номер. Зато на каждой фотографии был указан временной код.
Табита продолжила листать, как вдруг ее остановил знакомый образ: она сама, смазанная, но все же узнаваемая. Руки спрятаны в карманы куртки. Да, это она, обвиняемая… Даже на фото выглядит как обвиняемая: сгорбилась, съежилась, словно хочет спрятаться от самой себя. Табита поднесла листок к глазам, чтобы получше разглядеть, и тут увидела, что лежало под ним. Это было четкое изображение человеческого тела на листе формата А4. Тела Стюарта, толстого, облысевшего, мертвого.
Табита отшатнулась, зажмурилась и несколько мгновений пыталась перевести дух. Затем осторожно открыла глаза и вгляделась в картинку. Руки в неестественном положении, остекленевший взгляд, отвисшая бородатая челюсть. Табита отодвинула снимок. Дальше шло фото Стюарта анфас, потом с левого и правого бока. Следом шли изображения полученных им ранений. Это выглядело уже не так страшно, потому что выглядело все как повреждения какой-то поверхности, которая не ассоциировалась с человеческой кожей или телом знакомого человека.
Когда-то, как Табита заставила себя признать, у них были то ли отношения, то ли Стюарт насиловал ее, или как еще можно назвать то, что происходило между учителем и его пятнадцатилетней ученицей? Он прикасался к ней. Ласкал ее. Трахал. Табита, не отрываясь, смотрела на снимки. Глаза ее горели. От ненависти к самой себе ее подташнивало.
Табита заставила себя просматривать каждое изображение, перекладывая их тыльной стороной вверх. Затем пробежала глазами расшифровки. Ей было трудно читать все целиком. В основном текст напоминал какую-то тарабарщину – сплошные «нет, нет», «пожалуйста», «я не знаю», «кровь», «хочу, чтобы все поскорее закончилось». Однако выделялись отдельные моменты. Ее спрашивали, испытывала ли она неприязнь к Стюарту Ризу, и она ответила отрицательно. Но что именно Табита хотела сказать?
«На самом деле мы занимались с ним сексом, когда мне было пятнадцать лет, но все это не имеет отношения к делу». «Было ли у вас желание выдать информацию, которая могла бы повредить вам?» Табита не могла точно ответить, но хорошо понимала, что это не прибавило бы ей очков в глазах суда.
Она пролистала другие расшифровки, не вчитываясь в текст. Что эти люди могли сказать о ней? Они ведь едва ее знали. О ее связи со Стюартом никто не знал, кроме самих Табиты и Стюарта. «Нет, – осекла себя Табита. – Это не так…» Знал еще один человек, причем не просто знал, а написал анонимное письмо в полицию. Но кто? Очевидно – Лора Риз, безутешная вдова. Но почему надо было писать анонимку? Не проще ли сообщить напрямую?
