Дело даже не в этих ошибках, дело в приписывании католикам восточно-православных взглядов на личность Папы, в отождествлении их отношения к Папе с отношением восточных христиан к своим первоиерархам. Восточная Церковь ведь тоже не прочь наградить одного из патриархов (Константинопольского) титулом «Вселенский», не связывая, правда, с этим наименованием никаких юридических преимуществ перед другими патриархами и даже епископами. А если у католиков другое понимание Церкви и места первоиерарха в ней, то эти различия невозможно устранить, просто их игнорируя.
В книге епископа Буго «Церковь»(1922 г.), одобрительно встреченной Ватиканом, Папа Римский приравнивается к таинству Евхаристии: как в Святых Дарах Причастия под видом хлеба и вина реально присутствует Христос, так и в Папе Он реально присутствует под покровом человека. Притом, если в первом случае Он «нем», во втором Он «устами Папы преподает слово Истины, неизменное и непогрешимое»>14. Надо признать, знал епископ к чему приравнять. Евхаристия является центральным таинством Церкви, ибо «все другие службы церковные суть только приготовительные моления, сила которых и конец совершаются в Литургии»,>15, тогда как «Божественная Литургия представляет эту самую вечерю Господню (Евхаристию – А.А.), – только, для большего назидания нашего, сложенную с некоторыми песнопениями и молитвами»>16. Евхаристия, по существу, есть церковнообразующее таинство, она есть актуализация самой Церкви: приобщение Телу и Крови Господним, как реальное единение со Христом является и основой, и смыслом существования Церкви как таковой. «Церковь есть дело Боговоплощения Христова, она есть само это Боговоплощение, как усвоение Богом человеческого естества и усвоение божественной жизни этим естеством, его обожение (), как следствие соединения обоих естеств во Христе»>17. В этом смысле евхаристический момент пронизывает всю жизнь Церкви во всех ее проявлениях, как это великолепно показано прот. Александром Шмеманом в книге «Евхаристия. Таинство Царства».
Таким образом, епископ Буго в своей книге утверждает фактически, что в фигуре Папы Римского концентрируется вся жизнь католической (т.е. всемирной, в его понимании) Церкви. То есть, разумеется, католики составляют самую большую группу среди всех христианских конфессий>18 и имеют своих представителей во всех уголках земного шара, но, подобно Людовику, Римский Папа мог бы сказать: «Церковь это я». Как и в случае Людовика, фраза не совсем буквально точная, но верная по существу. Ибо, хотя Церковь и для католиков есть, безусловно, собрание верующих и мистическое Тело Христово и существует, в каком-то смысле, отдельно от Папы, как живой личности, но именно эта живая личность, находясь на римском престоле и выступая «как пастырь и учитель всех христиан», определяет, что называется Церковью, кто входит в нее, а кто стоит вне. И самое главное – именно папский престол, – а это значит – лично сидящий на нем Папа, – как центральный организующий топос Римской Церкви является исключительным проводником Духа Святого, которым живет Церковь, «он принадлежит к невидимой Церкви и соединяет ее с видимой»>19. Показателен в этом смысле один рассказ из жизни Папы Иоанна XXIII (понтификат 1958-1963 гг.), который сами католики передают как свидетельство простоты и личного обояния первосвященника. Папа посетил в Риме в больнице Святого Духа заболевшего священника. При встрече столь высокого гостя (это был первый за всю историю визит такого ранга) начальница больницы очень разволновалась и, спеша представиться, сказала: «Я – начальница Святого Духа». Папа улыбнулся и ответил: «Ну, так далеко я еще не зашел. Я – только заместитель Иисуса Христа». В отличие от женщины, просто зарапортовавшейся, Папа дал весьма выверенное определение своего статуса.
