Воевода опять сделал несколько шагов в их сторону и, взявшись одной рукой за рукоять сабли, которая висела у него на поясе, а другую положив на плечо Мишки, сурово произнес:
– А приказ мой будет таков. Вырушайте в эти Святые Горы, найдите там богомольцев и учините им расспрос по всей строгости. Прознайте, что это за людишки. И самое главное, выведайте – правду ли пишут они в своей челобитной, что татарва повадилась своих коней поить у самого перелазу на Посольской дороге?[56] На всё про всё вам четыре дня сроку. А там будем поглядеть, что с ентими старцами делать. То ли пороху дать им с пульками, то ли перцу в одно место.
С тем и выступили. Достигнув левого берега Донца, друзья гнали своих лошадей не таясь. И только ближе к вечеру пошли украдом[57], удалившись от реки и прижимаясь к зеленым дубравам и зарослям кустарника. К перелазу через Донец они добрались, когда в небе появились первые звезды. Решив устроить привал на ночлег уже на правом берегу реки, они смело направили своих лошадей в воду. О том, что было дальше, Фрол помнил смутно. Позади них мелькнули какие-то тени. Лошадь друга, ехавшего немного позади, стала на дыбы, и Мишка, вскинув руки, свалился в воду. В это же время рядом с Фролом возник огромного роста мужик, который взмахнул рукой. Дальше была темнота и плеск воды.
Фрол попробовал перевернуть свое замерзшее тело, но ему удалось только судорожно пошевелить рукой, а в голове зашумело так, как будто он стоял под колоколом на звоннице в День Святой Богородицы. Из его груди вырвался слабый стон.
Справа от него послышался какой-то шорох. С трудом повернув в ту сторону голову, Фрол увидел гроб, сделанный из грубых досок, и копошащуюся в нем фигуру, одетую во все черное. «Ворон!» – вспомнил он свои ночные видения. Фигура, кряхтя и покашливая, выбралась из домовины и стала возиться в своем закутке. Через мгновение появился слабый огонек лучины. Фрол с интересом огляделся.
У гроба на коленях стоял старик в изношенном монашеском одеянии. Он смотрел в пол и молился перед крестом, который был вырублен на одной из стен кельи. Вокруг всё было белым. «Так вот оно что, – догадался Фрол. – Пещерка вырублена в меловой скале!» Он лежал на таком же меловом полу. Его тело занимало все свободное пространство крохотной пещеры, служившей монаху кельей. Под его голову, перевязанную серой от времени, но чистой тряпицей, был подложен толстый дубовый сук.
Пока он осматривался, в крохотное оконце проник серый лучик света. Монах закончил свою молитву и только после этого повернулся в сторону Фрола. Какое-то время они смотрели друг на друга. Первым не выдержал Фрол. Приподнявшись, он тихо спросил:
– Я с другом был. Что с ним?
Казалось, что монах его не услышал. Покачиваясь из стороны в сторону, старик безучастно смотрел перед собой, беззвучно шевеля губами и время от времени осеняя себя широкими крестами. Неизвестно, сколько бы еще пришлось Фролу лежать на холодном полу, но в это время за окошком раздались приглушенные голоса, и хлипкая деревянная дверь со скрипом отворилась. Раздался голос, который Фрол уже где-то слышал:
– Слава Всевышнему! Отец Макарий, ну что, наш утопленник – не помер еще?
Старик ничего не ответил. Взяв у пришедших туесок с водой и льняное полотенце, он закрыл перед ними дверь и принялся промывать рану на голове Фрола. Делал это старик без суеты, аккуратно, продолжая бормотать молитвы. Наконец, приложив к ране прохладные листы какого-то растения, он туго перебинтовал голову Фрола куском полотенца, собрал окровавленное тряпье и вышел из кельи. Несмотря на головокружение и тошноту, Фрол с трудом приподнялся и сел, а заглянувший в келью молодой инок помог ему перешагнуть через порог.
