История одного рояля - страница 19

Раздался паровозный свисток.

Пора.

Кто-то вырвал Йоханнеса из рук матери и втолкнул в вагон товарного поезда, до отказа забитого молодыми немцами, жаждущими испытать судьбу.

Под крики «Ура!» и аплодисменты состав тронулся. Несколько мальчишек, только что закончивших расписывать стены вагонов мелом, запрыгнули в поезд уже на ходу. Надписи, оставленные ими, были такими же глупыми, как и сами эти семнадцатилетние юнцы: «Я еду на войну!», «Мой штык хочет крови!», «Встретимся на бульварах Парижа!».

Всеобщее воодушевление достигло предела. Отцы и деды бросали новобранцам цветы и посылали воздушные поцелуи. И лишь Ортруда в отчаянии пыталась отыскать глазами Йоханнеса, разглядеть его через какую-нибудь щель, увидеть в дверях вагона, куда его втолкнули.

Но увидеть его Ортруде так и не удалось.

Наконец, оставив позади платформу с ликующей толпой и убитой горем Ортрудой, злосчастный поезд с человеческим грузом скрылся из глаз. Двигаясь a tempo marcato в западном направлении, он вез Йоханнеса на его лишенную музыки Голгофу – на Западный фронт.

Ад.

Боевой дух французов и участие британских войск в Марнском сражении развенчали миф о безупречности плана, разработанного генералом Альфредом фон Шлиффеном. План с треском провалился, и война, задуманная немцами как серия быстрых ударов, забуксовала и превратилась в позиционную – страшную и с каждым днем все более кровавую окопную войну, на которой попытка захватить хотя бы пядь вражеской территории равнялась попытке самоубийства и стоила сотен жизней.

Эйфория прошла уже через пару месяцев. Разбить галлов, войти в Париж и завоевать всю страну оказалось совсем не легким делом. Никто и представить себе не мог, насколько трудной будет эта задача. Теперь стало ясно: план фон Шлиффена – это безумие, утопия, просто бред.

Четыре ужасных дня Йоханнес добирался по территории Германии и Бельгии до этого ада.

В Аррасе он был определен в 36-й (Магдебургский) стрелковый полк «Генерал-фельдмаршал граф Блюменталь» восьмой пехотной дивизии четвертого корпуса армии кайзера.

Это был полк со столетней историей, и в нем служило много ветеранов и бывалых солдат, которые приняли восторженных новичков-добровольцев с распростертыми объятиями. Но беда была в том, что Йоханнес не был добровольцем и не разделял общей эйфории. Происходящее казалось ему ужасным, он умирал от страха, он был здесь чужим.

Весь октябрь 1914-го солдаты – как ветераны, так и новобранцы – занимались тем, что целыми днями рыли траншеи, даже не подозревая, что именно в них им придется провести ближайшие годы. Чтобы ускорить строительство, пригоняли французов из оккупированных сел и заставляли их тоже копать.

Кругом рвались вражеские бомбы, а они копали землю, складывали ее в мешки, таскали доски, натягивали колючую проволоку… К концу месяца пейзаж Фландрии и Артуа являл собой лабиринт из сообщающихся траншей: линия фронта, линия поддержки и резервная линия.

Кроме самих траншей, огрубелые руки ветеранов и покрытые кровавыми мозолями руки новичков вырыли ямы для складов амуниции и продовольствия, командных пунктов, туалетов, блиндажей и землянок.

Французы и британцы ответили тем же: построили напротив немецких траншей свои.

Узкая – всего метров сорок или пятьдесят – полоса земли между позициями противников была ничейной землей[11] – опасной территорией, территорией смерти.

Йоханнес падал без сил днем, но еще больше страдал ночью. Ему снились кошмары, в которых бомбы ровняли с землей его потерянный рай. Парализованный страхом, лежал он на походной кровати (к счастью, ему не приходилось, как многим другим, спать прямо на земле), не смыкая глаз до утра. Эти ночи были самыми длинными и самыми темными в его жизни, и он как спасения ждал сигнала побудки, раздававшегося за час до рассвета, – все, что угодно, только не попытки заснуть в этой темной и вонючей яме.