– Надо же, какие глупости приходят некоторым в голову, – с неодобрением поцокала языком чопорная старушка в сиреневом капоте и широченной юбке с воланами понизу. – Раньше его бы сожгли. Чтобы другим неповадно было, а так… Полетает…
В хвост шестимоторному грузовику выстроились два аэрбуса поменьше. Почтовик, с изображением Меркурия и черный бомбардировщик, уходящий громить каких-то бедолаг-повстанцев, живущих среди песков и пальм. Они тоже несли дополнительный груз – ещё двоих пассажиров, прикрученных к шестам.
– Расплодилось еретиков на нашу голову! – злобно шипела старушка. В её руках мелькали спицы, но нитей не было, её пальцы просто протыкали воздух.
– Не всё так плохо! – хохотнул иквизитор. – Эти двое всего лишь воры. Вчера была облава. Взяли троих. Одному из троицы выдали индульгенцию, пришлось заменить на еретика…
– Там минус сто, там ветер такой, что с него живьем сдерет кожу, там льдинки в облаках, которые изотрут его как морковь на терке, он будет умирать медленно… – пыталась одернуть старушку девушка-африканс, в глазах которой стояли слёзы.
– Но-но-но! Ещё поплачь у меня, уволю! – пальцы – спицы превращались в острые пики, направленные на сиделку, – поедешь обратно в свою пустыню, пасти фламинго!
– Это от ветра… От ветра я… – испугалась девушка. И отвернулась, чтобы не видеть, как выруливает на взлётку самолет с бедолагой. А у кромки поля стояла толпа, смеялась и показывала на того пальцами.
– Ну, пошли, что ли, – одернула меня Клара, покосившись на старушку, – а то у меня сейчас тоже… от ветра…
– Свобода! Равенство! Братство! – выкрикивал еретик, пользуясь тем, что ему не заткнули рот кляпом, в надежде услышать просьбу о пощаде. Тогда бы самолет прекратил взлет, и его просто-напросто отправили бы в шахты, пожизненно. Чтобы не смущал умы и не отвлекал людей от важных дел. Но он не стал просить пощады. Он повторял и повторял все эти глупости, о которых черным по белому в Библии Офисных Клерков, что это именно глупости. И что каждый рожден в той семье, в которой рожден, и оставь надежду всяк попавший в офис. Тебе её подарят. Но позже. Если заслужишь.
– Возлюби! Прости! Не ведают… – дальше всё тонуло в гуле турбин.
И мы шли, устремляясь в потоке, который становился всё плотнее и плотнее. Скоро от запаха разогретых потных тел стало не продохнуть. Но это часть обряда. Важная часть. Только так можно ощутить единство с себе подобными и верность такого пути. Изредка в толпе сновали те самые скауты, разнося бутылки с водой и влажные салфетки. Над головами реяли вертолеты, ощупывая детекторами головы бредущих, – нет ли у кого какой мысли, направленной против правоверных уважаемых потребителей, стремящихся воздать должное самой сути цивилизации? Ведь были случаи, давно правда, когда кто-то пытался взорвать если не сам Кааб-Маркет, то хотя бы часть толпы, распространяя посмертные видеозаписи о том, что это попытка вернуть людей на их истинный путь… В общем, ересь была всегда и всюду, но с ней боролись, и весьма успешно. Теперь все чувствовали себя в безопасности. Это было восхитительно!
Так прошло двое суток пути, во время которых Клара вцепилась мне в руку, не отпуская ни на шаг. Потому что я стал её единственной надеждой, согласившись на безумный, но не лишенный для меня привлекательности план по изменению жизни к лучшему. Сон – вповалку, прямо на гудроне Святой Дороги. Еды никакой, чтобы приготовить себя к таинству Причастия. Это называлось паломническим постом. Ну, а затем…
