Паша подкатывает ко мне, легко, как будто по воздуху.
— У тебя есть странный дар: ты падаешь красиво.
— Это, наверное, единственное, что у меня получается, — выдыхаю я, держась за него, чтобы не плюхнуться снова.
— Да нет. У тебя получается не сдаться. Это уже больше, чем у половины «звезд», которые сюда приходили. И, знаешь, я начинаю верить, что ты выдержишь своего будущего партнера.
— Так кто он?
— Сама скоро узнаешь, если он все-таки согласится участвовать. Но ты правильно решила остаться, он не любит слабых.
Парень подмигивает, разворачивается и уезжает по льду, оставляя меня одну. Я смотрю ему вслед, и вдруг чувствую: кто-то наблюдает.
Медленно оборачиваюсь.
На верхних рядах пустых трибун находится темный силуэт. Мужчина. Кепка надвинута низко, капюшон поверх. Лица не разглядеть, но борода, короткая и темная, выдает в нем не случайного зеваку. Он не двигается. Просто сидит и смотрит. И мне почему-то становится не по себе. Будто его взгляд пронзает насквозь, будто он видит не мою неуклюжесть на льду, а что-то гораздо глубже.
Сердце непонятно почему ускоряет ритм. Я стараюсь не подавать виду, продолжаю тренировку. Но он не сводит глаз.
И тут я снова оступаюсь, падаю прямо на колени, чуть не ударяясь лицом о лед. Выдыхаю сквозь зубы, смеюсь сама над собой. Встаю и снова смотрю на трибуны.
Пусто.
Незнакомец исчез.
Я щурюсь, вглядываясь в тень, будто проверяю, не привиделось ли. Нет. Он точно был. Я видела.
Кто он? И зачем приходил?
В животе скручивается тугой клубок тревоги и любопытства.
Я выхожу со льда, перекидываю полотенце через плечо и направляюсь в раздевалку, усталая, но почему-то довольная. В теле приятная тяжесть, будто каждая мышца говорит: «Спасибо, что не сдалась».
Приеду домой, наберу полную ванну горячей воды, добавлю ароматной пены и соли. После такого телу нужно расслабиться.
Впереди тихий коридор, только скрип моих коньков по прорезиненному полу нарушает тишину. Прохожу мимо тренерской, и вдруг замираю.
Дверь приоткрыта. Внутри слышны мужские голоса. И они явно о чем-то спорят…
Арина
Один из голосов – хрипловатый, жесткий, будто режет фразы ножом. Второй более глухой, уставший, но с той интонацией, которую не спутаешь: тренерской и командной. Как у Ирины Михайловны.
— Да как ты не понимаешь! — шипит мужчина, который, кажется, постарше своего оппонента. — Ты обязан участвовать в этом телешоу.
— Я никому и ничего не обязан! — рычит второй.
В его голосе столько сдержанной ярости, что я непроизвольно отшатываюсь назад.
— Тебе надо вернуться, хватит быть отшельником! Люди должны тебя снова увидеть. Победа в этом сезоне даст тебе большой шанс.
— Какой шанс, Петрович? — голос того, что помоложе, становится злее и резче. — Я в профессиональный спорт хочу, а не в няньках ходить.
— Потерпишь! Стиснешь зубы и откатаешь сезон.
— И, вообще, с кем тут выигрывать? С этой пигалицей? Ты ее на льду видел, она даже стоять на коньках не умеет! Ноль координации, ноль опыта. Мне теперь еще и ее тащить?
Тут меня прошибает озноб. Не надо быть большого ума, чтобы понять, что разговор идет обо мне. И становится неприятно. Дико и больно, словно задевают за тонкие ниточки нервов.
— Да и хрен с этим. Главное, что ты мастер своего дела и сделаешь все эффектно. Будешь ее крутить и вертеть, как хочешь. Зато какие с ней можно мощные поддержки делать. Пушинка. Публика с ума сойдет от поддержек.
