Кабура - страница 11

Человечник точно не то место, где очеловечивают. Скорее, он создан для расчеловечивания. Расчеловечивание – путь к иной свободе. Ты освобождаешься от оков ненужных установок. Больше не нужно распылять себя по пустякам. Хотя в черепную коробку каждого не заглянешь. Могут быть и исключения. Зачастую в выигрыше не тот, за кем сила, а тот, у кого мозги на месте. Всё в тебе самом. Истинная свобода – это умение мыслить не так, как все, смотреть поверх голов, чувствовать себя в моменте не здесь и сейчас.

Тут поневоле вспоминается слова поэта Иосифа Бродского: «Короче, вас приводят в камеру. И когда меня в первый раз в жизни привели в камеру, то мне, между прочим, очень там понравилось. Действительно, понравилось! Потому что это была одиночка». Не путать с одиночками в СИЗО, куда сажают в наказание. Где шконка убирается в 5-30 утра, где радио крутят на полную катушку, естественно, не классическую музыку. Так по интерьеру особой разницы нет. «Кирпичные стены, но они замазаны масляной краской – если не ошибаюсь, такого зелено-стального цвета. Потолочек белый, а, может быть, даже серый, я не помню. Вас запирают. И вы оказываетесь тет-а-тет со своей лежанкой, умывальничком и сортиром. Восемь или десять шагов в длину. Что же в ней было? Тумбочка, умывальник, очко. Очко – это такая дыра в полу, это уборная. Окно, сквозь которое вы ничего не можете увидеть. Потому что там, кроме, как полагается, решётки, ещё снаружи намордник. Сразу объясняю: это такой деревянный футляр, чтобы вы не могли высунуться, скорчить кому-нибудь рожу или помахать ручкой. И вообще чтобы вам было максимально неприятно. Лампочка висит, вделанная в потолок. И она тоже забрана решёткой, чтобы вы не вздумали её разбить. В двери, естественно, глазок и кормушка».

В таких условиях кому ум помогает выжить, хоть как-то скрасить время, которое в избытке, а кому устраивает персональный ад. Многие писатели грешат тем, что иногда в сердцах говорят, уж лучше в тюрьму, где не говорят, или мечтают устроиться смотрителем маяка. В человечнике собственный ум служит таким маяком, и то не всегда.

Правда, есть альтернатива. Тот же Бродский об этом: «В тюремной камере можно было вызвать надзирателя, если с вами приключался сердечный припадок или что-то в этом роде. Можно было позвонить – для этого существовала такая ручка, которую вы дёргали. Беда заключалась в том, что если вы дёргали эту ручку второй раз, то звонок уже не звонил. Но в психушке гораздо хуже, потому что вас там колют всяческой дурью и заталкивают в вас какие-то таблетки. Вам вкалывают серу. Тогда даже движение мизинца причиняет невероятную физическую боль. Это делается для того, чтобы вас затормозить, остановить, чтобы вы абсолютно ничего не могли делать, не могли пошевелиться. Обычно серу колют буйным, когда они начинают метаться и скандалить. Но кроме того санитарки и медбратья таким образом просто развлекаются. Я помню, в этой психушке были молодые ребята с заскоками, попросту – дебилы. И санитарки начинали их дразнить. То есть заводили их, что называется, эротическим образом. И как только у этих ребят начинало вставать, сразу же появлялись медбратья и начинали их скручивать и колоть серой. Ну каждый развлекается как может. А там, в психушке, служить скучно, в конце концов. Бывает, вынимают вас из станка, заворачивают в простынь и начинают топить в ванной. Потом они из ванной вас вынимают, но простыни не разворачивают. И эти простыни начинают ссыхаться на вас. Это называется «укрутка». Вообще было довольно противно. Довольно противно… Русский человек совершает жуткую ошибку, когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма. Между прочим, «от сумы да от тюрьмы не зарекайся», да? Ну это было в другое время… Кормёжка в дурдоме лучше: иногда белый хлеб дают, масло, даже мясо. Но в тюрьме, по крайней мере, вы знаете, что вас ожидает. У вас срок – от звонка до звонка. Конечно, могут навесить ещё один срок. Но могут и не навесить. И в принципе ты знаешь, что рано или поздно тебя всё-таки выпустят. В то время как в сумасшедшем доме ты полностью зависишь от произвола врачей. Подвергают вас совершенно чудовищным экспериментам. Это всё равно, что вскрывать часовой механизм колуном. То есть, вас действительно могут бесповоротно изуродовать. В то время, как тюрьма – ну что это такое, в конце концов? Недостаток пространства, возмещённый избытком времени». Бродский считал, что тюрьму можно более или менее перетерпеть. «Ничего особенно с вами там не происходит: вас не учат никого ненавидеть, не делают вам уколов. Конечно, в тюрьме вам могут дать по морде или посадить в ШИЗО».