Как невозможно жили мы - страница 14

«Но Катя, действительно, не может разорваться. Есть предел человеческих возможностей. И надо знать свой предел. Хорошо, что Катя не обещает того, что не сможет выполнить», – думал, направляясь домой, Юрий Аркадьевич.

Екатерина Аркадьевна, вконец расстроенная отъездом брата и невозможностью ему помочь, вспомнила, что ей же сегодня ещё надо идти в поликлинику. У неё кончалась справка:

«Управхозу дом/хозяйства по ул. Халтурина 21. Гражд. Болдырева Е. А. Освобождена от привлечения к посылке на работу по нарядам до 18 сентября на основании… справка поликлиники № 19 от 8 сентября. Справка продлена до 29 сентября… до 5 октября».

– Ладно, оформлю, если Бог даст, завтра. Не могу же я не проводить Юру с Женей. Неизвестно когда увидимся…

«Во Врачебно-Контрольную Комиссию Дзержинского р-на при 35 поликлинике направляется Болдырева Е. А. На предмет освидетельствования состояния здоровья и пригодности к выполнению трудовых работ в порядке трудповинности и на какой срок.

Адрес: Чебоксарский пер. д. 1, каб. 28 с 3 до 7 час. вечера. 23 октября 1941 года»

На обороте:

«К урологу на 25 октября. Заключение: физически работать не может: блуждающая почка.

РМК 27/Х-41

Согласно заключению уролога освобождается от физических работ».

Подписи, печати, штампы.

Екатерина Аркадьевна избежала мобилизации и трудповинности – здоровье у неё подорвано ещё украинской уборочной компанией 1932 года.

Сегодня пожарные работали по адресу Дмитриевский переулок, д. 4. Несколько домов подряд было разрушено. Николай и его товарищи накладывали на носилки кирпичи и мусор из развалин и засыпали этим огромную воронку, образовавшуюся посередине проезжей части улицы. Среди развалин бродили жильцы – собирали остатки своих вещей, посуду, одежду, детские игрушки.

Потом пожарным пришлось убирать подворотню и парадный подъезд одного из домов. Жильцы, дежурившие здесь как бойцы МПВО, во время взрыва были превращены взрывной волной в кровавое месиво. Все стены подворотни – в крови. Николаю попадались куски черепов, костей, окровавленное бельё. Здесь же бродил моряк. Это его жена погибла тут «на посту».

Николай Кузьмич нашёл обрывки пояса, в котором были зашиты пачки денег. Он сдал это на командный пункт, куда сносили уцелевшие ценные вещи.

Дни становились серее, ночи длиннее, а налёты всё чаще. Очереди у продовольственных магазинов выстраивались с ночи, задолго до открытия магазина. «Отоварить» карточку, то есть выкупить то, что полагается по норме (и без того малюсенькой), оказывалось всё труднее. Во время тревог очереди расходились: находиться вне убежища категорически запрещалось. Но у каждого в очереди был свой номер. После отбоя тревоги люди собирались опять и выстраивались в том же порядке.

Если Петровские бывали на Мошковом без Николая Кузьмича и случалась тревога, то Катя надевала свой рюкзак, в котором были её единственные модельные туфли, брала пакетик с кое-какой едой и кожаный чемоданчик с документами и серебряными ложками. Машу она брала на руки. Они спускались во двор дома в убежище, переоборудованное из прачечной, где раньше жильцы стирали и полоскали своё бельё.

Одна из первых бомб в округе упала на Дворцовой набережной, уничтожив дома 14 и 16. Это была большая (пол тонны) фугаска, разрушившая всё до основания. Как странно было видеть с улицы дом «в разрезе»: обои, мебель, утварь в комнатах 3–4 этажей. В момент попадания этой бомбы Катя с Машей были в своей квартире, метров за 200. Потом попали бомбы в школу на ул. Халтурина (Миллионной) и в дом № 7 по Мошкову. Иными словами, вокруг дома Петровских везде побывали бомбы.