Как невозможно жили мы - страница 15



Петровские уже боялись оставаться на ночь в своей квартире и уходили в бомбоубежище Герценовского института (где их и нашёл Юрий Аркадьевич). Под бомбоубежище там был приспособлен нижний коридор химического 6-го корпуса, отличавшийся массивными сводчатыми перекрытиями. В коридоре ногами к проходу стоял ряд кроватей и диванов. Поставили свои кровати и Петровские. В убежище рядом с ними жили: Адя Френкель и профессор Знаменский. Дальше – рыжий кинодеятель Кобзарь с семьёй, Селиванова и другие сотрудники Института. Как раз рядом с Петровскими поставили «буржуйку»[7]. Для неё откуда-то получали казённые дрова. Был электрический свет. Функционировали уборная и водопровод.

Самые лучшие отношения у Петровских были с Адей Френкелем. Они знали его ещё по Киеву, по киевскому университету. В Герценовском институте он работал лаборантом. Теперь Адя состоял в команде связи. Вечерами в бомбоубежище приходила с работы его молоденькая кокетливая жена. Все вместе топили «буржуйку», жарили гренки, варили чай, делились новостями: где что «дают» в магазинах, и что где взяли (отдали) на фронтах. Обсуждались также сведения «агентства ОЖС» (одна женщина сказала). Слухи по городу ходили самые различные. Часто Петровские и Френкель вспоминали Киев и общих знакомых.

Утром Екатерина Аркадьевна с Машей, а если не было дежурств и нарядов, то и Николай Кузьмич уходили из бомбоубежища к себе домой на Мошков. Там они хозяйничали, стирали, варили еду. Вечером снова приходили в Институт.

Так было и 13 октября 1941 года. Они истопили дровяную колонку в ванной и помылись. Около 6 часов вечера собрались уходить. Николай Кузьмич надел рюкзак, взял в руки чемодан. Екатерина Аркадьевна поставила кастрюльку с едой в авоську. Машу – за ручку. И они ушли. Не успели они дойти до Института – тревога. В те дни она всегда бывала около 7 часов вечера. Они услышали несколько сильных близких взрывов.

На утро в бомбоубежище к ним подошёл Кобзарь:

– Ваш дом разрушен. Я только что проходил по Мошкову переулку. Вчера вечером попала бомба.

Николай Кузьмич попросил отпустить его с дежурства, и они пошли домой. Правда. Четырёхэтажный флигель во дворе разрушен до основания. Находившуюся под ним полуподвальную прачечную с людьми завалило. Стоящий напротив трёхэтажный флигель, где жили Петровские, разрушен не прямым попаданием, а взрывной волной.

Стёкол нет, вылетели даже рамы. Книги, вещи, кастрюли, посуда – всё слетело со своих мест и валяется вперемешку со щебнем, кирпичом, обломками досок и балок. Это составляет слой мусора, высотой до пояса. Ванна, колонка, унитаз, кухонная плита – всё разбито. Перегородки в квартире между комнатами пробиты осколками. Письменный стол разворочен. В Машенькиной кроватке – огромный осколок. Всё засыпано мусором и пылью.

Николай Кузьмич начал уборку. Сколько кирпича он вынес или выкинул в окно во двор! Деревянные части он откладывал – пригодятся на дрова. Он нашёл доски, чтобы заколотить зияющие дыры окон. Главное было – отыскать среди мусора продукты, тёплые зимние вещи и обувь. Они с Катей долго искали жестяную банку, в которой был свиной жир, но так и не нашли. А кастрюлька, в которой тоже было немного жира, недавно полученного по карточкам, сплющилась в лепёшку.

После такого разрушения привести квартиру в порядок было невозможно. Их угол, их когда-то чистенькая уютная квартира была разбита. Но какое счастье, что они успели в тот вечер выйти из дома до начала тревоги! Ни в квартире, ни в прачечной они бы живы не остались!