Читать онлайн Евгений Старшов - Кампанелла

© Старшов Е. В., 2025

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2025

…[Аристоник] собрал толпы бедняков и рабов, привлеченных обещанием свободы, назвав их «гражданами Солнечного града».

Страбон о восстании пергамцев против римлян в 133–129 гг. до н. э.

Томмазо Кампанелла… Человек эпохи Возрождения. Его образ выделяется в череде титанов того времени своей трагичностью и стойкостью: три десятка лет с лишним в тюрьмах испанских оккупантов и римской инквизиции, страшнейшие пытки, которым его подвергали, не сломили его дух и не угасили пылающий Разум, который, по учению Отцов Церкви, вместе со способностью к творчеству и делают человека подобным Богу. И Кампанелла творил в этих невозможных условиях, терзаемый пытками и голодом, порой не видя солнечного света. Его мысль и слово устремлялись к этому небесному светилу, уделяющему свои животворные блага всему сущему, без различия достоинств и чинов; недаром именно в сырых и мрачных казематах Италии родилась, вызрела и окрепла у гениального узника великая социалистическая Утопия – «Город Солнца», в котором все живущие трудятся добровольно по своим склонностям, на радость и благо себе и своим согражданам, не зная всех тех социальных зол неравенства и угнетения, от которых стонала родина автора, истерзанная чужеземными оккупантами – испанцами, своими принцами, ставящими личные интересы превыше всего, а также хищными церковниками всех рангов, забывшими заветы Христа и апостолов ради обогащения, похоти и власти. Такова была Италия времен Кампанеллы, и мало было – и есть – мест и времен, когда что-то было бы радикально иначе…

Но личность Кампанеллы, его воззрения и огромное философское наследие, составляющее примерно 30 тысяч печатных страниц, ставят много острых и, возможно, так и не подлежащих разрешению вопросов. Начать хотя бы с того, что в зависимости от времени, общественного строя и еще превеликого множества факторов наследие великого итальянца используется, причем с успехом, в диаметрально противоположных целях. Как и Библия. В советское время было принято видеть в нем исключительно автора «Города Солнца», в то время как прочая основная часть его наследия оставалась в небрежении и лишь некоторые фрагменты его трактатов были переведены. Это неудивительно: их религиозно-философская тематика мало подходила к образу социалиста-утописта. А политический трактат об Испанской монархии в советском «кампанелловедении» вообще постигла весьма причудливая судьба: изложенные в нем мысли и советы заключенного (осужденного именно за антииспанское восстание) испанскому же королю настолько противоречили образу борца и патриота, что историк А. Штекли, например, в середине прошлого века выдвинул причудливую теорию о том, что Кампанелла, желая избежать казни, сочинил этот трактат в тюрьме, пометил задним числом и переправил на волю, чтоб испанцы, «случайно» найдя его при обыске, поверили бы в верноподданность автора. Ко всему этому мы еще вернемся, пока же только намечаем вехи.

Работа Штекли, трижды переизданная в середине XX века, неплоха, читается, согласно одному из отзывов, словно приключенческий роман, но у нее – своя большая беда, впрочем вполне объяснимая. Образ Кампанеллы в ней предельно модернизирован; отдавая дань социалисту-утописту, философу-ученому, призывающему отказаться от схоластических авторитетов и заниматься изучением природы и ее законов, автор игнорирует тот факт, что Кампанелла был глубоко верующим христианином и – одно другому тогда совершенно не мешало – сильно и искренне увлеченным магией и астрологией человеком. Причем последнее трактуется как очередная уловка, чтобы держать в руках суеверного папу римского, и т. п. Кампанелла, монах-доминиканец, представлен Штекли как типичный советский комиссар, пламенный революционер и атеист. Понятно, что «советский Кампанелла» и не мог быть иным, но автору пришлось сделать множество натяжек, в итоге только бросавших тень на великий образ. Так, якобы будучи атеистом, Кампанелла, зная отсталость и суеверие своих сподвижников, сознательно морочил их религиозными баснями. То есть, по Штекли, фактически лгал им. Грубым подлогом ради собственного спасения, согласно тому же автору, было создание трактата об Испанской монархии. И таких примеров много, но здесь критика чужого труда – не основная цель. Справедливо подметил советский автор А. Х. Горфункель в своем прекрасном труде 1969 года (аргументированном, сдержанном в оценках, с использованием многих интереснейших материалов в собственном переводе), что, будь религиозные взгляды Кампанеллы фальшивкой – как скажем мы – для приманки людей невежественных или для спасения собственной шкуры, он непременно опроверг бы их, выйдя на свободу и, более того, оказавшись за пределами Италии, вне досягаемости инквизиции, однако не сделал этого! Следовательно, действительно верил в Бога, святых и прочее, отстаивая примат римского папы над светскими властителями и католической веры – над прочими исповеданиями и религиями. С этой точки зрения стоит рассматривать и сложный вопрос о том, объявлял ли себя Кампанелла Мессией, то есть Сыном Божьим, во время Калабрийского восстания 1599 года (его подготовка, разгром и следствие прекрасно представлены в еще дореволюционной работе А. К. Шеллера-Михайлова, к сожалению этим вопросом лишь и ограничившегося).

Нельзя не отметить тот факт, что католическая церковь, столь долго терзавшая и преследовавшая философа при жизни, в итоге признала, что только теперь доросла до его религиозных взглядов и, не найдя в них ничего еретического (что тоже архиважно при постановке и рассмотрении данного вопроса), приняла и оценила его христоцентричное учение о государстве, равно как и тридцатитомную энциклопедию богословия. При всем старании, ознакомившись со всеми возможными списками святых и статьями католических энциклопедий, мы не нашли подтверждения информации из аннотации к современному переизданию книги Штекли о том, что Кампанелла – «еретик в прошлом, в 2006 году канонизированный Католической церковью как святой». Основываться на столь эфемерном утверждении, разумеется, невозможно. Но, вполне, впрочем, допуская это (если вспомнить подобную посмертную реабилитацию, например, Жанны д’Арк), отметим, что данным актом католическая церковь только увенчала бы долгий процесс и труды тех, кто, игнорируя Кампанеллу как социалиста-утописта (мол, «Город Солнца» – так, малозначимая «шутка гения»), представлял его как мрачного философа контрреформации[1], злобного «цепного пса» папского Рима, который тем ревностней служил хозяину, чем сильнее тот его бил. Именно такова «вторая ипостась» Кампанеллы, и, хоть можно не соглашаться с этой характеристикой, или, скорее, с ее исключительностью, сбрасывать ее со счетов тоже нельзя.

Новое время и коренной слом прежней идеологии в России неизбежно привели к попытке пересмотреть образ Кампанеллы как исключительно революционера. Примером может служить перевод (и публикация) фрагментов интереснейшего трактата «О чувстве, заключенном в вещах, и о магии», выполненный М. Фиалко. В нем, что называется, из первых уст мы получаем свидетельство о Кампанелле как знатоке магии.

Прежде чем сказать несколько слов о том, чем же нов и интересен представляемый читателю труд, завершим начатую мысль о многогранности облика и воззрений Кампанеллы. Несомненно то, что он высказывал диаметрально противоположные мысли по одному и тому же поводу. Поднимает антииспанское восстание – и пишет в тюрьме книгу поистине дьявольских советов испанскому королю, как стать властелином мира. Ругая Макиавелли за его беспринципные советы государям и являя в сонетах образец мудрого и справедливого правителя – он уподобляется тому же автору «Государя», давая испанскому королю советы, преисполненные коварства и жестокости: недаром англичане, переводя его трактат, что называется, «для внутреннего употребления» (дословно в заглавии – «Переведено на английский язык… и опубликовано для пробуждения англичан дабы предотвратить приближающееся уничтожение нации»[2]), назвали его автора «Вторым Макиавелли». Втягивает турок в антииспанский союз с калабрийскими повстанцами – и предлагает несколько способов разгромить османов и стереть с лица земли их государство. Причитает в сонете о том, что итальянцы носят черные одеяния своих завоевателей – и дает в трактате советы испанскому королю «испанизировать» подвластные ему земли. Ублажая духовенство льстивым словом, в сонете пишет, что сами служители Христовы заготовили для Иисуса немало крестов, если Сын Божий вдруг надумает вновь снизойти на Землю, и советует ему вернуться вооруженным… И так далее. Что на это можно сказать? Что Кампанелла был неискренним и беспринципным лицемером, каким он порой, вольно или невольно, проявляется в биографии работы Штекли? Нет, изучение его трудов показывает, что он был искренен. Просто надо искать корни этих противоречий в перемене его взглядов, в обстоятельствах и во времени. Очевидны же его юношеские метания от натурфилософии Телезио к магии делла Порты и обратно? Так и испанский король – мог быть врагом, против которого по пламенному призыву Кампанеллы восстает Калабрия, но в глобальном смысле именно он, похоже, может объединить мир под властью папы и покончить с еретиками… Турок сгодится, чтобы свергнуть чужеземное иго, но в целом он – злейший враг христианской Европы… Идеализировать Кампанеллу нет ни задачи, ни смысла. Если судить по делам его, он не был, что называется, твердолобым мучеником: ему велели отречься в Риме от своих как бы еретических взглядов – на знаменитой подобными актами паперти церкви Санта-Мария-сопра-Минерва у резиденции доминиканских инквизиторов (там же отрекались, например, Галилей и Калиостро) – он сделал это. И вопрос о том, «заложил» ли Кампанелла на пытках своих соратников (как это допускают или утверждают Шеллер-Михайлов и Штекли), на самом деле вовсю дававших против него самого нелепейшие показания, – тоже существует и нуждается в изучении, причем не факт, что на него, как и на многие иные, в предлагаемой вниманию читателя книге будет дан точный и исчерпывающий ответ. Опять же: правомочно ли осуждать человека и ждать от него полной безупречности, если ему довелось пережить, например, «велью» – это когда пытаемого поднимают на веревках над железной пирамидой или, как в случае с Кампанеллой, деревянным колом и насаживают на него, регулируя натяжение (об этом еще будет рассказано подробно) – и длится это до 40 часов (Кампанеллу пытали 36 часов)? Это только один пример, и вполне понятно, что в своих тюремных стихах несчастный даже на Бога, в которого непоколебимо верит, ропщет. Богооставленность… мы даже и близко понять не можем, каково это для человека его времени, воспитания и склада ума.

Разумеется, всегда были попытки объяснить это раздвоение сумасшествием, причем существуют две версии. Первая – что он не симулировал душевную болезнь, затягивая судебный процесс и избегая казни, но действительно сошел с ума. Эта версия не только обесценивает силу его духа, проявленную во время «вельи» (именно то, что он не сознался на этой пытке в симуляции, и спасло его, что сторонники данной версии расценивают как доказательство его реального сумасшествия), но и неоднократно опровергается самим Кампанеллой как в его философских, так и в поэтических трудах. Да, формально его сочли сумасшедшим и временно оставили в покое, хотя и в заключении. Но стал бы реально сумасшедший славен по всей Европе своими трудами, пересылаемыми «на волю», назначил бы его своим астрологом папа римский, а советником (по итальянским делам) – сам великий Ришелье, по уму своему вряд ли нуждавшийся в особых советниках, тем паче умалишенных? Нет, конечно. Кроме того, все это является ответом и на вторую версию – будто Кампанелла сошел с ума позже, в результате пыток и многолетнего заключения. «Доказательством» ставят не только его диаметрально противоположные взгляды на одни и те же вещи, явления и процессы, что уже было отмечено, но и работы по магии, астрологии, суеверие, а то и саму веру. Такие обвинения подойдут, скажем так, в наше время, но нельзя их предъявлять человеку XVI–XVII веков. И если он толкует об ангелах, управляющих государствами, и развивает на этом основании целую философию истории, то это вовсе не сумасшествие, а вполне приемлемое для монаха-доминиканца приложение на практике Слова Божия из первых глав Апокалипсиса.