Он видел, как люди умирали мучительно и быстро, от голода, превращающего их в ходячие скелеты, от холода, сковывающего тела до хруста, от непосильного труда, ломающего хребты и разрывающего сердца, от болезней, свирепствующих в бараках, словно голодные звери.
Помнил, как старый шахтер, Федор, с которым он делил нары, тихо угас за несколько дней. Еще вчера он что-то бормотал про родных, про дом, а сегодня утром его тело, исхудалое и бесчувственное, лежало рядом.
– Эх, Алексей, не дождался я весны, видать… – прошептал он как-то ночью, задыхаясь от кашля. – Скажи там моим, Марии и детишкам… чтоб не горевали сильно. И чтоб помнили… что я их любил.
И больше Федор не проронил ни слова. Только хрипел и кашлял, пока смерть не забрала его в свои ледяные объятия.
Он видел, как тела вывозили на санях, словно дрова, бесцеремонно сбрасывая в глубокие ямы, которые зимой копать было особенно тяжело. Снег засыпал лица, заметая следы их короткой и несправедливой жизни. Хоронить здесь было некому и незачем. Имена забывались, словно их никогда и не существовало. Они становились просто номерами в бесконечном списке жертв.
Смерть здесь была обыденностью, почти привычным явлением. Никто не плакал, не молился, не произносил прощальных слов. Просто забирали тело, и на освободившееся место ложился новый обреченный. Жизнь продолжалась, хотя жизнью это назвать было сложно.
Однажды, наблюдая за тем, как увозят очередного умершего, Алексей услышал разговор двух надзирателей.
– Еще один сдох, – лениво сказал один. – На одного меньше кормить.
– Да плевать, – ответил другой.
Эти слова, циничные и жестокие, словно удар кнутом, хлестнули Алексея по лицу. Он понял, что для этих людей заключенные – не люди, а просто расходный материал, цифры в отчете.
Смерть забирала слабых, больных, обессиленных, оставляя в живых лишь тех, кто обладал невероятной стойкостью духа и физической выносливостью. Но, несмотря на все ужасы, которые он видел вокруг, в глубине души Алексея еще теплилась надежда. Он верил, что рано или поздно этот кошмар закончится, что он сможет вернуться к своим любимым, что он сможет начать новую жизнь. И эта вера помогала ему держаться, не сломаться, не сдаться. Она была его единственным спасением в этом аду.
Эти картины смерти, эти страдания, эти ежедневные потери закаляли его характер. Он становился жестче, выносливее, безжалостнее к себе. Он учился подавлять свои эмоции, скрывать свою боль.
Алексей, постепенно, привыкал к этому кошмару. Физическая боль притуплялась, превращаясь в привычный фон. Его руки, еще недавно нежные и интеллигентные, покрывались мозолями и трещинами. Кровь проступала сквозь незаживающие язвы, но он продолжал работать, стиснув зубы.
Он научился выживать в этих нечеловеческих условиях. Он узнал, как экономить каждый глоток воды, как укрываться от ветра, как работать с мерзлой землёй, чтобы работа продвигалась быстрее.
Он увидел настоящую природу человека – его слабость, его эгоизм, его способность к предательству. Но он увидел и другое – его силу, его мужество, его способность к состраданию, к взаимопомощи.
Он понял, что надежда умирает последней. Он цеплялся за нее, как утопающий за соломинку. Он мечтал о возвращении домой, к Нине и Ирочке.
Трудности и невзгоды, обрушившиеся на Алексея, словно ледяной шторм, не смогли сломить его стержень. Они обтесали его, как бурный поток шлифует камень, убрали лишнее, обнажив его истинную силу. Они сделали его сильнее, мужественнее, выносливее, научили ценить каждое мгновение жизни. Они закалили его характер, превратив его из интеллигентного молодого человека, привыкшего к комфорту и уюту, в настоящего борца за выживание, готового на все ради спасения.
