Китаянка на картине - страница 4

Он погружается взглядом в ее глаза, блестящие и страстные, темно-зеленые. Лицо и незнакомое, и близкое одновременно. Умиротворяющее.

Ему кажется, что когда-то он знал ее – или всегда знал, а теперь открывает заново.

Он не в силах оторвать взгляда, пленник непостижимых бездн.

Он знает: он должен быть именно здесь. Именно в это мгновение. Точно.

Волна покоя накрывает его целиком. А вместе с ней – восхитительное чувство, что отныне все предопределено.

Миг благодати.

Париж, Йенский мост

3 декабря 2001 года

Гийом

Мы улыбаемся друг другу, словно знакомы с незапамятных времен, я беру ее под руку, и вот мы уже блуждаем по лабиринту улиц, абсолютно непринужденно, не произнося ни слова, осознавая хрупкость мгновения.

Ее дубленка вскидывается в такт нашим шагам, она как знамя, развевающееся от ветра над ботфортами, прекрасно подходящими к ее сумочке. Наш разговор – это молчание, отмеренное перестуком наших шагов. Они заводят нас в глубь узенького и сырого переулка, ухабистого и вымощенного старым камнем. Из него мы выходим на веранду – она ведет в какой-то немыслимый чайный салон.

«Седьмой тибетец» – на его вывеске надпись золотыми буквами на ярко-карминовой витрине из лакированного дерева. Я немым вопросительным жестом указываю на заведение. Вместо ответа она толкает меня к дверям и открывает их. Заходим.

Жарко и богато. Настоящий музей. Пол устлан пышными персидскими коврами, на стенах – рамки с позолотой, в них – картины: и море под низким и хмурым небом, и натюрморты, и акварели. Здесь еще и множество ламп на антикварных непарных столиках, рассеивающих пурпурный свет, и заставленные вазами шкафы, статуэтки и предметы старины. На этажерках – книги в кожаных переплетах. На полу – громадный сидящий Будда из потрескавшегося бирюзового фарфора, он жестом приглашает зайти. Сводчатый потолок украшен балийскими зонтиками. К их экзотическим спицам подвешены брелоки металлической ковки. Изысканный беспорядок. Пещера Али-Бабы.

Прислонив карамельного цвета сумочку к ножке стула, она снимает дубленку и вешает на спинку. Медленно разматывает шерстяной шарф и садится. Пожираем друг друга глазами. И все еще такое же молчание. Безмятежное. Редкое.

Откуда эта уверенность, что я ее знаю?

Музыка, шепчущая на ухо душе о сладости жизни, которая впереди и никогда не закончится, захватывает нас мурлыканьем и нездешними благоуханиями. Мелодия, чудесное приглашение к покою, погружает нас в самую суть того, что мы чувствуем. Тибетские колокольчики издают приятный звон.

Официант, бородатый крепыш, приносит меню. Уточняет, что теперь заведение не имеет ничего общего с «Луной в тумане», и бесшумно удаляется.

Я силюсь прочесть. Строчки пляшут перед глазами. Переворачиваю страницы, постичь их смысл мой рассудок не в силах. Она поступает так же.

– Выбрали что-нибудь?

Застигнутый врасплох, слышу самого себя, как ни в чем не бывало заказывающего:

– Зеленый чай с розой для мадемуазель и чай… э-э… – утыкаюсь для вида в любое место на странице меню. – чай хаммама для меня.

До меня доходит, что я такое сказал, лишь когда она при этих словах быстро вскидывает голову и пристально в меня вглядывается, округлив глаза. Бормочу что-то, чувствуя, как все лицо заливается краской:

– Простите, э-э, виноват… и правда, вы ведь… если хотите, можно перезаказать… что вы выбрали?

Она не отвечает целую вечность. Застыв, я с трепетом слежу за ее губами.