— Да спят твои защитники. Ты же видела, как я их приложил, - снимаю дурацкие заштопанные трусы и щель ее трогаю. Мокрая, как после дождя. Поднимаю взгляд на профиль. Она губу закусывает. В ней есть что – то…
Дикое. Безумное. Живое. Говорят, рыбак рыбака видит. Может и у нас так же...
Она ведь не дура. Знала, чем закончится ее приход сюда.
Реально верила в справедливость или просто искала повод для встречи.
Пихаю пальцы во влажное нутро, дурея от запаха и собственных ощущений.
Неправильных, неестественных.
Надо с ней натрахаться и выкинуть из жизни. Натрахаться и другим отдать... Смогу ведь потом отдать?
Краем глаза замечаю, что один из даунов шевелится. Снимаю куртку и набрасываю на Соню.
— Пошли отсюда.
Она так же и стоит, не шевелиться. Тогда разворачиваю ее к себе. Вдеваю руки в рукава, вижу как она тонет в куртке. Закидываю пушинку себе на плечо и несу из отделения. Бросаю ношу в машину и нажимаю на газ.
Она молчит всю дорогу до дома, где живу. Горжусь этой хатой. Сам ремонт делал. Ненавидел, но делал.
Ни одной телки здесь не будет, решил я еще тогда. Но Соню тащить пока больше некуда. Потом хату ей сниму.
— Как дома себя не чувствуй, — говорю, когда мы с парковки в саму квартиру поднялись. Так же молча. – Это берлога моя и только моя. Потом хату тебе сниму.
— Меня и общежитие устраивало, — подает она голос, все так же стоя на пороге, но нос свой любопытный из стороны в сторону поворачивает. Наверняка нравится.
— Мне не устраивает. Иди в душ и жди меня там, — она скидывает куртку и маленькими шажками идет искать ванную.
Долго настраивает воду, а звоню Матвею, потом еще пару звонков делаю, решая насчет того бардака, который из-за Сони устроил. И опять под ложечкой сосет. Сколько можно из-за нее свои же принципы нарушать?
Нет, нельзя ей здесь находиться, в отель поедем.
Спешу к Соне сказать, чтобы мылась живее.
Застываю на пороге ванной, которую она конечно не прикрыла. Ее идеальное тело за прозрачной стенкой, струи, что стекают вниз, теряясь между ног.
Какой-то маразм. Но она здесь выглядит так естественно, словно моется каждый день. Каждый день трет свое тело мочалкой, что – то приговаривая.
Сука... Но меня уже ведет, раздеваюсь. Скидываю все в пару движений и дверцу открываю.
— Давай пизду потру...
Она дергается от звука моего голоса, но тут же напрягается всем телом, бросает мочалку и волком смотрит на меня. Долго так, словно гипнотизируя, не забывая при этом на тело смотреть. А реакция не заставляет себя ждать и вот член уже дыбится, почти дымиться.
А потом вдруг растерянность на лице Сони сменяется усмешкой.
— Зачем я тебе, Абрамов? Неужели влюбился?
— Я? Влюбился? — скалюсь и вплотную к суке подхожу, которая посмела предположить такое. Любовь для слабаков и дебилов, которые в этой жизни ни на что другое не способны. — Сама то веришь в то, что несешь? Что из того, что я с тобой делал, любовь напоминает? Когда при всех своих пацанах в рот трахал? Или когда целку рвал? А может когда под дождем раком нагибал? Когда?
— Ты не отдал меня им... Не отдал, — шепчет эту идиотка, рукой хочет моей щеки коснуться, сама, блядь. Я перехватываю, чего еще не хватало. Сжимаю так, что еще немного и кости хрустнут.
— Будешь касаться меня только тогда, когда я позволю, поняла? И запомни, я не отдал тебя им, чтобы товар не попортить. Будешь учиться, научишься за собой следить, пизду брить, а потом я тебя продам подороже.
