Книга которую должен прочитать каждый родитель - страница 25

Он также рассказал терапевту, как ему нравилась одна помощница по хозяйству, но потом она уезжала и ее заменяла другая. Потом ему стало плохо, потому что он начал забывать некоторых из них, хотя они ему очень нравились. И это заставило его почувствовать, что они, должно быть, тоже забыли его.

Он не мог вспомнить, когда начал грустить, он даже не знал, что ему грустно. Когда он пытался рассказать Аннис и Джону о своих чувствах, им было трудно слушать, и они пытались отвлечь его, подбодрить или просто возразить.

Как родители, мы больше всего на свете хотим, чтобы наши дети были счастливы. Поэтому, когда они не счастливы, мы хотим убедить их и себя, что они счастливы. В краткосрочной перспективе это может помочь нам почувствовать себя лучше, но при этом наши дети чувствуют себя неуслышанными, незамеченными и одинокими.

Джон: Раньше, если Лукас говорил или показывал, что ему плохо, я говорил что-нибудь вроде: "Не грусти – в субботу мы идем в зоопарк" или "Я куплю тебе новую игровую приставку". Проработав это с психотерапевтом, мы выяснили, что он воспринимал это как то, что я его отчитываю. Я хотела сказать: "Нет!", но терапевт мягко останавливал меня и просил подтвердить слова Лукаса.

Мне казалось, что если я признаю Лукасу, что, скажем, мое отсутствие рядом с ним, когда он возвращается из школы, огорчает его, то тем самым я еще больше огорчу его. Это было тяжело. Но поскольку у нас было такое сильное потрясение, нам действительно нужно было что-то менять, и мы сделали то, что сказал терапевт.

Когда Лукас говорил, что ему грустно, я разучилась спрашивать его, на что это похоже, или где он это чувствует, или знает ли он, почему. Когда мы принимали его чувства, он чувствовал, что его слышат, а не отталкивают, и это, к моему удивлению, действительно помогало ему чувствовать себя лучше.

Мы также узнали, что недостаточно просто сказать Лукасу, что мы его любим. Мы должны показать ему, что он – наш приоритет. А он таковым и является – именно поэтому мы так много работаем. Мы должны показывать ему, что любим его, находясь с ним рядом, а не просто говоря "Спокойной ночи" по скайпу или угощая его по выходным.

Я взяла кредит, чтобы провести месяц дома с Лукасом. Мы гуляли, смотрели мультфильмы, ходили к психотерапевту. Лукас говорил мало, но когда он говорил, я слушала. Терапевт научил меня слушать без необходимости исправлять, и в тот месяц я попыталась применить это на практике.

Лукас уже вернулся в школу. Мы следим за тем, чтобы хотя бы один из нас был дома к шести вечера, поэтому каждый вечер у него есть два часа на то, чтобы стать для кого-то из нас приоритетом номер один. Мы вместе готовим ужин, вместе играем или просто смотрим телевизор. Хотелось бы сказать, что в эти два часа я никогда не смотрю на свой телефон. Я стараюсь этого не делать.

Аннис переживает все это гораздо тяжелее. Ей так жаль, что она не поняла, как ужасно чувствовал себя Лукас, испугавшись, что они могли потерять его или что он мог сильно пораниться.

Родительское чувство вины не поможет ни нам, ни нашим детям; признание своих ошибок и внесение изменений – поможет. Как я постоянно подчеркиваю в этой книге, никто из нас не совершенен, и все мы совершаем ошибки. Но важны не сами ошибки, а то, как мы их исправляем. Разрывы, которые приводят к проблемам в наших отношениях с детьми и их психическом здоровье, являются проблемой только в том случае, если их не устранить. Я также хочу подчеркнуть, что, как выяснили психотерапевт и Лукас, проблема была не столько в том, что оба его родителя ходили на работу, сколько в том, что он чувствовал себя очень одиноким в своих чувствах по этому поводу. Как и в случае с детьми, пережившими землетрясение, – не землетрясение сделало некоторых детей больными, а дети, которые могли полностью выразить свои чувства по поводу катастрофы, чья иммунная система сохранила их в безопасности.