Код 222 - страница 6

– Герберт умер сразу, а она выжила. Хотя вряд ли это можно назвать жизнью. Она в коме. Уже год. Прежней моей девочки уже нет. Есть только безжизненное тело, подключенное к аппаратам. Врачи говорят, что пришло время оставить надежду и смириться с судьбой. Но я не могу этого сделать. Понимаете?! Как я могу позволить отключить аппараты?

На последних фразах она сорвалась на крик. И заплакала. А я молчала, давая ей возможность выплеснуть свое горе. Немного успокоившись, женщина повернулась ко мне и продолжила:

– Это значит позволить им убить ее, так?

Она снова замолкла, пытаясь взять себя в руки.

– Простите меня. Вы не сделали ничего плохого. Просто сидели в этом дорогущем ресторане, такая похожая на мою дочь, с таким же самодовольным видом. Вы напомнили мне о ее нежелании прислушаться к моим словам. О том, что я каждый раз корю себя за то, что не смогла научить ее быть осмотрительной и осторожной. Что не смогла предотвратить этот несчастный случай.

На этих словах она дала волю эмоциям и зарыдала в голос. Я не смогла удержаться от того, чтобы обнять ее и попытаться хоть на мгновение поддержать в этой беде. Но женщина достаточно быстро взяла себя в руки и вытерла слезы. «Нечего рыдать», – были ее слова. От сочувствия к ней разрывалось сердце, но в этой храброй женщине было столько внутренней силы, что я не позволила себе хоть что-то сказать. Мое молчание было правильным, поскольку она продолжила:

– Первым делом я продала машину, чтобы оплачивать счета клиники. Потом стала отдавать львиную долю своей зарплаты. Стали появляться долги за квартплату. Из-за переживаний я похудела, да и на еде экономила. На работе все сперва относились с сочувствием, но, знаете ли, чужое горе рано или поздно начинает угнетать, а потом и раздражать. На эмоциональном фоне у меня начались проблемы со здоровьем. В общем, это не важно. В конце концов меня уволили. А счета все росли и росли. И мне пришлось продать квартиру.

– Где же вы живете? – спросила я, не выдержав. Хотя, вспоминая недавнее свое впечатление о ней, уже знала ответ на этот вопрос.

– В приюте для бездомных, – спокойно ответила она, подтвердив мои мысли.

Мы опять замолчали.

– Мне пора идти, – сказала она через какое-то время. – Прощайте.

Женщина встала и пошла по дорожке. Я тоже встала и хотела пойти за ней, но она обернулась и сказала:

– Простите за откровения. Мне не нужна жалость. Просто, видимо, нужно было высказаться.

Я осталась стоять, боясь, что мои действия могут оскорбить эту сильную женщину. Она уже ушла достаточно далеко, когда я вдруг неожиданно для себя выкрикнула ей вслед:

– В какой больнице лежит ваша дочь?

Женщина обернулась и крикнула в ответ:

– В больнице Святого Ганса, – и пошла дальше.

Я смотрела ей вслед до тех пор, пока она не исчезла из поля зрения. И знаешь что? В голове моей было пусто. Совсем. Никаких мыслей. Абсолютно. Наверное, то была защитная реакция, чтобы меня не накрыло очередной волной жалости. Кажется, я даже тряхнула головой, чтобы выбросить остатки этого воспоминания, потом смахнула с одежды крошки и вспомнила о том, что меня ждут на подписании бумаг. С опаской глянув на часы и думая, что уже опоздала, я с удивлением обнаружила, что времени достаточно, и вызвала такси.

Я приехала на место немного раньше обозначенного времени, но это было даже хорошо, поскольку я понятия не имела, как выглядят мой почти уже бывший супруг и мой адвокат. Поэтому выбрала себе место с тем расчетом, что нужные мне люди увидят меня и сами подойдут, обозначив таким образом себя. Тактика оказалась верной, и вскоре ко мне подошел высокий статный мужчина очень приятной наружности.