Читать онлайн Роман Шаталов - На всю жизнь и после

Конец света для всех людей ничтожен в сравнении с разрушенной жизнью одного человека.

Большой город напоминал бескрайний океан, по которому вместо моряков ходили люди. Они не могли увидеть то, что творится в его глубинах, будто смотрели на водную гладь, а она не пускала их дальше. Город был щелястый, изрезанный темными переулками и хранящий в себе пустоты. Обширная территория отдалила жителей друг от друга, даже тех, кто каждый день терся плечами в тесных автобусах и душном метро.

Люди стали шумом сами для себя, даже сейчас они не замечают, как вокруг них происходит бойня. Она началась внезапно – в один миг невиновные стали преступниками, приговоренными к высшей мере наказания. На них охотились вчерашние друзья и знакомые, с которыми они накануне здоровались, болтали и делились планами, кому желали приятного дня. К такому повороту не сможет подготовиться ни одна душа, невозможно даже вообразить себе, как ты настраиваешься на событие, в которое отказываешься поверить. Ночь, когда это случилось, стала показательной и надолго поселила во множестве голов мысль о разрушительной силе их общества.

Виновные старались убежать, но за углом их ждал неукротимый огонь и всепоглощающая тьма. Примерно одному из десяти удавалось миновать вероломного наказания. Те, кому повезло меньше, натыкались на слепящий свет и леденящий холод…

По одному из темных переулков, широкому, холодному и безлюдному, бежала женщина с грудным ребенком на руках, а рядом с ней – мужчина. На них была одежда, что они успели схватить, когда в спешке покидали квартиру. Мальчика, которому еще даже не исполнилось и года, пришлось укутать с головой в серый шерстяной шарф. Молодая пара двигалась достаточно прытко, но их преследователь бежал еще быстрее. На вид это был обычный мужчина крепкого телосложения в белой рубашке и брюках. Когда он приблизился на расстояние пары шагов, в его руках появился моток цепи. Мужчина сделал рывок и стеганул по лодыжкам сначала женщину, а затем и ее мужа. Они упали одновременно; мать успела сгруппироваться и уберечь свое дитя от удара об асфальт. Падение обнажило головку мальчика с красным родимым пятном. Цепь исчезла, и на ее месте появился черный револьвер, его дуло и камора барабана испускали слабый красный свет. Карающее оружие в татуированной руке было направлено в безразличные лица молодоженов, только малыш начал морщить веки и лоб. Вот-вот раздастся его плач.

Летний дождь заставил поредеть улицы большого города. Юноша в черной кожаной куртке, который только перешагнул порог совершеннолетия, куда-то торопился, перепрыгивая лужи на тротуаре. Голову покрывал капюшон, а воротником черной водолазки парень закрыл лицо от назойливых капель, подгоняемых слабым ветром.

Местами вздувшаяся плитка под его ногами принимала на себя фонарный свет, искажаемый рябью от дождинок. Некоторые из этих фонарей, видимо, потухли навсегда. Но вывески бутиков и фары проезжающих мимо машин не позволяли нашему любителю черной одежды сбиться с пути или споткнуться о приподнятые плиты.

Оставалось пару кварталов до места, в которое спешил этот юноша. Но бесцеремонное опоздание на десять минут было неизбежно. Даже в школе учителя стерли языки, небо и зубы, ругая его за непунктуальность. Каждый день незримая магия, сглаз или заговоры не позволяли ученику соблюдать расписание. Причины всегда были разные, в основном, желание посидеть дома после завтрака с кружкой чая в руке и понаблюдать за двором. Нельзя отказывать себе в безмятежных удовольствиях ради своевременного начала тяжелого дня.

Но на этот раз причиной опоздания стала его самая любимая еда – пельмени ручной лепки. Кроме того, плотный ужин был обязателен и для спокойствия его бабушки, с которой юноша прожил всю жизнь, и для сеанса, на который он сейчас спешил. В пельменях обычно утопал лишь кусочек сливочного масла, который, плавясь, растекался по дымящемуся тесту, и больше никаких приправ и соусов не допускалось. Ему нравился первый пельмешек с самым насыщенным и искренним вкусом. Подул немного, надкусил меньше половины, и по рту вместе с каплями бульона растеклись мясные нотки. День пельменей был раз в месяц, можно сказать, что сегодня святой праздник – точно ничего плохого не должно было произойти.

Он не испытывал волнения или легких судорог в теле, которые обычно проявляли себя в преддверии чего-то неизведанного. На душе было спокойно – это его решение, и оно должно быть исполнено. Мысли о позднем возвращении домой причиняли больше беспокойства, потому что бабушка будет ругать внука долго и мучительно. Он не думал о ее переживаниях, в голове прокручивалась будущая лекция об опасностях этого мира и непослушании, переходящем все границы. Наш парень уже совершеннолетний, он чувствует себя взрослым, хоть таким является формально. Ему известны его права, но обязанности, как нарочно, туманны. С его возрастом нужно считаться, он больше не ребенок.

Молодой человек добрался до места назначения и стал напротив двухэтажного здания, неоновая вывеска которого извивалась в форме слов: «Тату-Салон». Он открыл дверь, потревожив дверной колокольчик, его взгляд остановился на мужчине, который сидел за стойкой ресепшена в противоположной от входной двери части комнаты. Расслабленное положение незнакомца резко сменилось на напряженное; юноше показалось, что на него сейчас смотрит готовая к выпаду змея в обличии человека. Лицо этого мужчины было бледным, застывшим в каменной маске; даже глаза ровным счетом никак не выдавали его мыслей.

– Добрый вечер, извините, сильно опоздал, – сказал молодой человек и улыбнулся, пытаясь ослабить непонятно откуда взявшееся напряжение незнакомца. – Запись на шесть часов.

После этой фразы сотрудник салона расслабился и бросил взгляд на часы справа от него.

– Добрый вечер, сегодня определенно ваш день, записей больше нет, но впредь лучше не опаздывайте, потому что дни бывают разные. Борис, верно? – мужчина встал со стула, уголки его губ растянулись, а глаза сузились. Улыбка была не просто натянутой, в ней даже не было желания быть похожей на настоящую – лицевые мышцы просто сложились в узор.

– Верно, – проговорил Борис тоном человека, который чувствует, что с его собеседником что-то не так. В голове промелькнула мысль об уходе, но она была проглочена второй: «Это место существует тут уже давно и дурной славой не пользуется».

Юноша снял капюшон, явив на свет люминесцентных ламп свою необычную прическу – спускающиеся до шеи светлые волосы с ярко выделяющейся чуть выше лба красной прядью, которую в этот цвет окрашивало родимое пятно. Лицо приятное, кожа бледная, а глаза темно-голубые. На вид обычный симпатичный юноша, но красные волосы, которые торчали в разные стороны, не могли не обратить на себя внимание. Борис часто ловил окружающих на том, как их глаза смотрят сначала вверх, а потом только разглядывают все остальное. В этот раз все было иначе, сотрудник салона не обратил внимания на пятно, будто его прикрыли ладонью.

Темноволосый мужчина с широкими плечами и острыми чертами лица был выше своего посетителя на голову. Он покинул стойку ресепшена и подошел к Борису, когда тот продевал вешалку-плечики в куртку. Рукава белой рубашки тату-мастера были закатаны выше локтей и обнажали предплечья, усеянные изображениями огнестрельного и холодного оружия. Они не составляли единый рисунок, а располагались обособленно, видимо, наносились в разные периоды жизни, хотя и выглядели достаточно свежо.

– Выспались, поужинали, алкоголь не пили? – спросил мужчина.

– Да, – без паузы ответил Борис.

Очевидно, что знание о соблюдении рекомендаций поднимет настроение любому сотруднику, потому что предвещает легкую работу.

– Эскиз и расположение мы с вами согласовали. Прошу, – он жестом пригласил Бориса в комнатку рядом со стойкой ресепшена. На этот раз улыбка была не такой широкой, а глаза и голос выражали глубокую безучастность, ощущалась фальшь в его добродушном отношении.

Судя по вместительности комнаты, это здание было когда-то парикмахерской, которая могла одновременно обслуживать пять персон. Вокруг царили чистота и порядок – чрезмерные, по мнению Бориса. Большое окно напротив входа было заклеено плакатом с плоским женским животиком, покрытым татуировками и многочисленными каплями. Под постером стояла кушетка для массажа с прорезью под лицо. Все поверхности, к которым мог прикоснуться человек, были замотаны пищевой пленкой. Рядом с кушеткой располагался столик, обклеенный специальным черным материалом с рамками из малярного скотча, а над ним возвышалась так же укутанная пищевой пленкой лампа на кронштейне. Подобное мумифицирование и опечатывание было необходимостью и данью стерильности.

– Вот вам салфетка, – мужчина оторвал от рулона крупный лист стерильной белой простыни, чтобы клиент положил ее под живот и голову, – располагайтесь на кушетке, как вам удобно, – он опять говорил безэмоционально, пусто, тщательно стараясь наполнить слова и без того заложенным в них смыслом.

Юноша перестал обращать на его странности внимание, как говорится, им вместе детей не крестить. Он расстелил салфетку на кушетке и снял водолазку, тельце у него было худосочное и более бледное, чем лицо. Борис лег, вставив лицо в предназначенное для этого отверстие. За пределами этой комнаты стояла тишина – похоже, они были здесь одни.

Татуировщик приближался к клиенту, шелестя эскизом.

– Для первой татуировки трапеция не лучшее место. Может, пока еще не начали, передумаете? На плече тоже неплохо будет смотреться.

– Нет, ничего не меняем.

Татуировщик попшикал на оговоренный участок спины. Орошаемое место подрагивало каждый раз, когда холодная жидкость касалась кожи.

– Расслабьтесь, все будет хорошо. Следующие тату советую планировать от запястий до плеч. Наберетесь опыта и до сосков когда-нибудь дойдете.

Опять эта эмоциональная недосказанность. Врачи и медсестры подтрунивали над дрожью маленького Бориса из-за боязни уколов, что вызывало стыд и легкую неприязнь, которые улетучивались с последними каплями препарата в шприце. Но сейчас штиль.

Борис почувствовал, как мастер что-то намазывает и проходится бритвой по коже. Татуировщик приложил макет и маркером нарисовал крестики, обозначив края эскиза, затем разглаживающими движениями наклеил копирку, примеряя ее по оставленным маячкам. Расправленная бумажка была аккуратно стянута, обнажая темно-сиреневые, местами прерывающиеся линии, которые складывались в силуэт, напоминающий ядерный гриб.

Татуировщик попросил Бориса повернуть голову, чтобы убедиться – мастер ставит новую, только что распечатанную иглу. Для этого молодому человеку нужно было вытащить лицо из этого похожего на сидение унитаза отверстия и положить щеку на его ободок. Мужчина уже в хирургических перчатках собирал машинку, устанавливая иглу, – небольшую спицу с ушком на обратной стороне. Он собрал основную часть прибора, которая не должна была прикасаться к телу юноши, еще до его прихода. Машинка напоминала змею, спрятавшую весь свой хвост в пакет, что хорошо сидел на ней, а ее голова была обмотана черным эластичным бинтом, заклеенным пластырем. На лампе висел эскиз. Борис опять погрузил голову в отверстие. Уши залило назойливое жужжание машинки, а мозг приказывал мышцам размякнуть, что они послушно исполнили.