– Так еще десять, только темнеть начало. Что не так? – возразил юноша, стараясь быть вежливым и обходительным, хотя в голове крутились мысли, что с совершеннолетним нельзя обращаться, как с маленьким.
– Ни-че-во, – сказала бабушка и направилась в свою комнату, добавив: – А где ты был?
– В тату-салоне, – ответил Борис, пока, сидя на корточках, расшнуровывал обувь. Он сам осекся от своей честности.
Внук старался не шутить с бабушкой, потому что его юмора она не понимала и воспринимала все слова всерьез. Он застыл, в груди растекалось онемение от раскрытой тайны и ощущения бабушкиного острого взгляда, будто внутри него включили тату-машинку. Борис медленно поднял голову, бабулино лицо не выражало эмоций и бледнело на глазах.
– Я пошутил, – сказал Борис и изобразил улыбку.
Женщина ринулась к нему и начала задирать рукава, оттягивать вниз воротник, поднимать вверх кофту, оголяя пупок внука.
– Все-все, хватит, – внучок осторожно вырвался. – Это была шутка, ШУТКА! Я сказал неправду, – добавил он, поправляя одежду.
Выражение лица бабушки медленно перетекало в обычное состояние, но чувствовалось, что осадок остался.
Они разошлись по своим комнатам. Борис закрыл дверь и прижался к ней поясницей, чтобы не потревожить дополнительное пятно на его теле, и глубоко задумался. Приступы честности, ответственности, обеления окружающих – все это не про него. Эти мысли и действия, подобно молнии, проходили через его сознание, ему не удалось их поймать, избежать проявления, будто не он был ведущим в своих поступках, а кто-то другой. Все это происходило просто, как следствие нажатия кнопки. Вот только кто ее нажимал?
Содержимое квартиры, от обоев до мебели, не менялось уже на протяжении двадцати лет; только одежда, смартфон и ноутбук, которые Борис купил сам, были озорными внуками в компании стариков. Ему нужно через два часа поменять повязку и нанести на татуировку мазь. Он счел необходимым дождаться, пока бабушка уснет, и поэтому не переодевался. Скоротать время решил за поиском работы и рассылкой своих резюме.
Борис кончил школу месяц назад, но не стремился получить высшее образование. Он хотел поискать себя, не то чтобы ему пришлось себя когда-то потерять, скорее не нашел еще свое призвание. Приходилось разбавлять поиски и потребности в деньгах подработкой: расклейщик объявлений, официант, курьер. Такой способ заработка юноша практиковал, еще будучи школьником.
Он, сколько себя помнит, с детства рисовал, срисовывал, вырезал аппликации, выжигал по дереву и делал все, что могло излить образы, которые возникали в голове, в этот мир. Его работами была завешена вся комната, и только одна большая картина вышла из-под чужой кисти. Она висела над кроватью в красивой рамке из резного багета. Бабушка сказала, что картину написал их знакомый, который работал водителем автобуса и увлекался рисованием. Он изобразил маслом простой сюжет – портрет девушки, которая сидит в саду на лавочке в окружении цветов. Одета она была в обычное голубое платье, не старомодное, такие и сейчас носят. Девушка сидела, повернувшись направо, и смотрела вдаль. Огненно-рыжие прямые волосы, перекинутые через плечо, лежали на слегка выпирающей груди. Веснушчатая кожа была белая, как фарфор, а темно-синие глаза вызывали чувство загадочности и светлой надежды. Творения Бориса уступали этой картине по форме и содержанию, но юноша верил, что в будущем преподнесет кому-нибудь в подарок портрет лучшего качества.
