– Знаю, – он попытался улыбнуться. – Как ты?
– Держусь. Папа нанял частного детектива, мы пытаемся найти доказательства…
– Нет, – перебил он. – Прекрати это. Они слишком сильны, слишком хорошо все продумали.
– Но я не могу просто…
– Можешь. Должна. Ради себя.
Он видел, как дрожат её губы, как она сдерживает слезы. Хотел обнять, утешить, но конвоир уже делал знак, что время вышло.
Третий день процесса
Державин давал показания по видеосвязи – срочные дела требовали его присутствия в Дубае. Его выступление было сдержанным, почти сочувственным.
– Мы всегда высоко ценили талант Алексея Николаевича, – говорил он. – Компания предоставила ему все возможности для развития. Тем больнее было узнать о предательстве.
Технические эксперты представили анализ кода, подтверждающий наличие скрытых модулей для передачи данных. Финансисты расписали схему вывода денег через подставные компании. Специалист по кибербезопасности детально объяснил, как была осуществлена попытка уничтожения улик.
Все выглядело идеально. Слишком идеально.
Последний день суда
Зал был непривычно тихим. Даже журналисты, обычно шепчущиеся между собой, замерли в ожидании. Алексей смотрел в окно, где в августовское небо уходили башни Москва-Сити – те самые башни, где еще недавно он был одним из признанных гениев технологического мира.
Его адвокат произносил последнее слово защиты – сбивчивое, неубедительное. Все технические аргументы разбивались о "неопровержимые доказательства", все попытки объяснить истинное назначение защитного кода выглядели жалкими оправданиями.
– Ваше последнее слово, подсудимый, – голос судьи вывел его из оцепенения.
Алексей встал. Он чувствовал на себе десятки взглядов: сочувствующих, осуждающих, любопытствующих. Где-то среди них был взгляд Кати – единственный, который имел значение.
– Я не буду пытаться что-то доказывать, – его голос звучал неожиданно твердо. – Те, кто знает правду, уже сделали свой выбор. Я создал алгоритм, который мог изменить мир к лучшему. Теперь он станет оружием в чужих руках. Это мой единственный просчет. Единственная вина.
Он сел. В зале повисла тишина, нарушаемая только скрипом кресла судьи.
– Суд удаляется для вынесения приговора.
Два часа ожидания растянулись в вечность. Алексей наблюдал за Михаилом, который тихо переговаривался с Державиным. За Юлей, нервно теребившей край шарфа. За командой разработчиков, сбившихся в углу зала.
Наконец судья вернулся.
– Встать, суд идет!
Приговор зачитывали долго. Перечисление статей, отягчающих обстоятельств, размера ущерба. Все это сливалось в монотонный поток, пока не прозвучала главная цифра.
– …приговорить к пятнадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.
В зале раздались приглушенные возгласы. Пятнадцать лет – максимальный срок по этой статье. Где-то сзади послышался женский плач.
Алексей не обернулся. Он смотрел прямо перед собой, чувствуя, как внутри что-то обрывается. Пятнадцать лет. Ему будет сорок три, когда он выйдет. Если выйдет.
В следственном изоляторе
– К вам посетитель, – объявил охранник.
Катя ждала его в комнате для свиданий. Она похудела еще больше, но глаза горели решимостью.
– Я буду ждать, – сказала она вместо приветствия. – Сколько потребуется.
– Нет, – он покачал головой. – Не будешь.
– Но…
– Послушай меня, – Алексей подался вперед. – Тебе двадцать шесть. Ты красивая, талантливая. У тебя вся жизнь впереди. Я не позволю тебе потратить её на ожидание.
