Надежда и страх схлестнулись в ней. Оставаться здесь означало ждать следующего визита щупалец, следующей порции слизи, медленного растворения в этом живом кошмаре. Попытаться выйти – значит столкнуться с неизвестностью, которая, судя по звукам, кишит ужасом.
Ариадна сжала костяной шип так, что суставы побелели. Силы возвращались, подпитанные отвратительной слизью и адреналином страха. Разум, отточенный годами научной работы, лихорадочно анализировал. Створки. Стык. Механизм открытия? Автоматический? Руководствуется сигналами существа? Или…
Она осмотрела место стыка. Ни ручек, ни панелей. Только гладкая, упругая поверхность. Она ткнула в нее острым концом шипа. Материал поддался чуть легче, чем ожидалось, но не прорвался. Из прокола выступила капля прозрачной, маслянистой жидкости без запаха. Створки не шелохнулись.
Давление? Температура? Биометрический сенсор? Все варианты казались одинаково безнадежными. Отчаяние начало подниматься, холодной волной. Она прислонилась лбом к прохладной поверхности створок. И тут почувствовала. Не звук. Вибрацию. Отличную от общего гула. Быструю, ритмичную, идущую не из глубин, а… снаружи? Что-то приближалось. Что-то двигалось по ту сторону.
Ариадна отпрянула, прижавшись спиной к противоположной стене, шип направлен на створки. Сердце колотилось, как бешеное. Звуки снаружи стали отчетливее. Не стоны. Металлический скрежет, как будто что-то большое и тяжелое волочится по камню. И… тихое, многоголосое шипение, похожее на звук выходящего пара, но более сложное, почти как речь, но лишенная смысла.
Складки на створках вдруг напряглись. Центральный стык начал… светиться. Тусклым красным светом, как раскаленный докрасна провод. Он прочертил вертикальную линию от пола до потолка. Затем, беззвучно, без скрипа, створки начали расходиться. Внутрь камеры хлынул поток воздуха – более холодный, несущий букет новых, омерзительных запахов: гниющего мяса, озона, кислой органики и чего-то невыразимо чужого. Свет извне был чуть ярче, но не менее жутким – мерцающим, зеленовато-фиолетовым, отбрасывающим длинные, искаженные тени.
В проеме, заполняя его почти целиком, стояло Нечто.
Это не был Смотритель из плана в его окончательном виде. Это было нечто более примитивное, более… сырое. Гуманоидная фигура ростом под три метра, но лишенная изящества. Казалось, она была слеплена из кусков влажной, темной глины, пронизанной выступающими фрагментами черного, тусклого металла и острыми обломками кости или хитина. Голова была бесформенным наростом без видимых глаз, только с несколькими глубокими щелями, из которых сочилась липкая слизь. Руки (если это можно было назвать руками) представляли собой массивные дубины из сплавленной плоти и металла, заканчивающиеся клешнями из ржавых пластин. Ноги были короткими, столбообразными. Все тело существа пульсировало и подрагивало, как желе. От него исходило то самое шипение – звук, производимый множеством крошечных клапанов и пор на его поверхности, выпускавших струйки пара и слизи.
Оно замерло в дверях, его «голова» медленно поворачивалась, сканируя камеру. Щели-глаза остановились на Ариадне.
Ариадна застыла. Ледяной ужас сковал ее. Это было воплощение кошмара, слепленное из грязи и боли. Ее разум отказывался воспринимать его реальность. Но оно было здесь. И оно видело ее.
Существо издало низкий, булькающий звук, похожий на рычание, выходящее из-под воды. Оно шагнуло внутрь. Огромная клешня протянулась к ней, медленно, неумолимо. Запах гнили и озона стал невыносимым.
