В тот момент инстинкт пересилил паралич. Ариадна вскрикнула – не крик страха, а дикий, первобытный вопль выживания – и бросилась не назад, а вперед, под протянутую клешню. Она проскользнула между массивных ног чудовища, ощущая жар и влажность, исходящие от его тела, и выкатилась в проем, за пределы своей каменной утробы.
Она оказалась в коридоре. Длинном, извилистом, выдолбленном в той же пульсирующей, светящейся зеленовато-желтым светом породе. Воздух вибрировал от гула, который теперь был громче, мощнее. Откуда-то издалека доносились те самые неясные звуки – стоны, скрежет, щелчки, сливавшиеся в жуткую симфонию этого места. Коридор тянулся в обе стороны, теряясь в мерцающей полутьме.
За спиной раздалось громкое, яростное шипение и тяжелый топот. Чудовище развернулось, выходя из камеры. Его щели-глаза нашли ее. Оно двинулось за ней, тяжелое, неспешное, но неотвратимое.
Ариадна вскочила на ноги. Выбора не было. Она рванула вправо, в глубь неизвестного, сжимая в руке окровавленный костяной шип – единственную ниточку надежды в каменных кишках живого астероида, плывущего сквозь бездну. Ее каменная утроба осталась позади, но истинный ужас только начинался. Она бежала, а за ней, как воплощение кошмарной реальности, неумолимо приближалось шипящее нечто из глины и металла, и стены вокруг пульсировали в такт безумному сердцу Собирателя.
Глава 2: Галерея Увечных Чудес
Адреналин гнал кровь по венам, заглушая боль и усталость. Ариадна мчалась по коридору, подпрыгивая на неровностях влажного, пульсирующего под ногами "пола". За спиной нарастал тяжелый топот и неумолчное, яростное шипение. Она не оглядывалась. Одно неверное движение – и клешни из глины и ржавого металла сомкнутся на ней.
Коридор был не просто туннелем. Он был живым. Стены дышали. Складки плоти-камня расширялись и сжимались с тихим хлюпающим звуком. Фосфоресцирующие прожилки на стенах пульсировали в такт общему гулу, отбрасывая жуткие, пляшущие тени, которые казались самостоятельными сущностями, готовыми оторваться от поверхности и наброситься. Воздух был насыщен влажностью и густой смесью запахов: прелой органики, химической горечи, озоном, как после грозы, и всепроникающей сладковатой нотой гниющей плоти. Откуда-то сверху капала та же светящаяся слизь, что была в ее камере, оставляя на полу мерцающие лужицы.
Она свернула в первый попавшийся ответвление – узкую щель между двумя выступающими, похожими на ребра структурами. За ней топот чудовища замедлился, послышалось громкое, недовольное шипение. Оно было слишком массивным для такого прохода. Значит, не все пути для них, мелькнула мысль. Маленькое преимущество.
Ариадна остановилась, прислонившись к липкой, теплой стене, пытаясь перевести дух. Рука, сжимавшая костяной шип, дрожала. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она прислушалась. Шипение и топот удалялись. Чудовище искало другой путь. У нее была передышка. Короткая.
Она огляделась. Новый коридор был уже, извилистее. Стены здесь были покрыты не просто прожилками, а целыми гроздьями полупрозрачных пузырей размером с кулак. Внутри некоторых пульсировали темные, неясные формы. В других плавали мутные жидкости или клубился газ. Инкубаторы? Хранилища? Она не хотела знать. На полу валялись обломки – осколки чего-то, похожего на хитин, обрывки волокнистых тканей непонятного происхождения, куски засохшей, темной слизи. И следы. Множество следов. Отпечатки копыт, когтей, множества мелких лапок, следы волочения… и кое-где – размазанные пятна темной, почти черной жидкости, похожей на кровь, но слишком густой.
