В третьем разделе, посвящённом интересу чистого разума в его противоречиях, Коген подчёркивает, что вопросы, обсуждаемые здесь, выходят за рамки чистой математики, затрагивая саму основу человеческого познания. Кант противопоставляет эмпиризм и догматизм, указывая на практический интерес последнего, связанный с моралью и религией. Однако эмпиризм, хотя и лишает эти сферы их метафизической опоры, обладает преимуществом в спекулятивном плане, ограничивая разум областью возможного опыта и умеряя его притязания. Это противостояние между догматизмом, стремящимся к абсолютным началам, и эмпиризмом, настаивающим на скромности познания, становится центральным для неокантианства, которое, следуя Канту, отказывается от метафизических спекуляций в пользу критического анализа условий познания.
В четвёртом разделе, посвящённом трансцендентальным задачам, Коген акцентирует кантовскую мысль о том, что ни один вопрос чистого разума не является неразрешимым для человеческого разума, хотя ответ может заключаться в признании бессмысленности самого вопроса. Это положение становится методологическим принципом неокантианства: трансцендентальная философия не решает вопросы о вещах в себе, но проясняет условия, при которых возможны сами эти вопросы. Особое внимание уделяется различию между чистой математикой и чистой моралью как науками, где все вопросы требуют определённых решений. Однако мораль, в отличие от математики, не может быть сведена к трансцендентальной философии, поскольку её принципы проистекают из разума и не допускают неопределённости.
Пятый раздел, рассматривающий скептическое представление космологических вопросов, демонстрирует, как антиномии чистого разума возникают из попыток применить категории рассудка к безусловному. Коген подчёркивает, что космологические идеи всегда оказываются либо слишком велики, либо слишком малы для рассудочных понятий, что ведёт к диалектическим противоречиям. Это имеет ключевое значение для неокантианства, которое видит в антиномиях не просто логические парадоксы, но указание на границы человеческого познания.
В шестом разделе трансцендентальный идеализм представлен как решение космологической диалектики. Коген акцентирует различие между явлением и вещью в себе, показывая, что действительность явлений основывается не на их независимом существовании, а на связи с восприятием согласно законам опыта. Это положение становится основополагающим для неокантианского понимания объективности как закономерной связи представлений.
Седьмой раздел, посвящённый критическому решению антиномий, подчёркивает регулятивный характер принципов разума. Коген отмечает, что разум не предписывает законы природе, но задаёт правила для расширения опыта. Это методологическое различение между конститутивными и регулятивными принципами становится центральным для неокантианской эпистемологии, которая отказывается от онтологических претензий в пользу методологической строгости.
Восьмой и девятый разделы углубляют понимание регулятивного принципа, показывая, что космологические идеи служат не для познания мира как целого, а для бесконечного продвижения в опыте. Это имеет важные следствия для современной философии науки, где идеи Канта переосмысляются в контексте проблем обоснования знания и пределов научного объяснения.
Особое значение имеет обсуждение свободы в третьем разделе разрешения космологических идей. Коген подчёркивает, что свобода в практическом смысле предполагает способность начинать ряд событий самопроизвольно, не будучи обусловленной природной необходимостью. Это различение между эмпирическим и интеллигибельным характером становится основой для этики неокантианства, которое видит в автономии разума высший принцип морали.
