Коген показывает, что критика Лейбница у Канта – это не просто исторический спор, а демонстрация невозможности чисто интеллектуальной метафизики, игнорирующей условия чувственного опыта. Лейбниц, по Канту, ошибочно переносил логические структуры рассудка на вещи сами по себе, что привело к «интеллектуальной системе мира», где пространство и время – лишь смутные представления монад. Кант же настаивает, что пространство и время – априорные формы чувственности, без которых невозможен синтез явлений. Это различие имеет далеко идущие последствия: оно подрывает классическую метафизику субстанции, заменяя её трансцендентальной теорией опыта, где даже «субстанция» сводится к устойчивости отношений в явлении.
Особую значимость для неокантианства имеет кантовская концепция ноумена. Коген подчеркивает её двойственность: ноумен – не объект, а «граница» чувственного познания, «неизбежная задача», возникающая из ограниченности человеческого разума. Это отрицательное понятие исключает возможность интеллектуального созерцания, но одновременно предотвращает редукцию реальности к феноменам. Здесь Кант, по мнению Когена, предвосхищает проблему, центральную для неокантианства Марбургской школы: как мыслить объективность знания без апелляции к «вещам в себе». Коген видит в кантовской критике Лейбница прообраз собственного метода «критического идеализма», где акцент смещается с онтологии на логику научного познания.
Трансцендентальная диалектика.
Трансцендентальная диалектика, которую Коген кратко затрагивает, завершает этот анализ, раскрывая иллюзорность попыток разума выйти за пределы опыта. «Трансцендентальная видимость» – не ошибка, а неизбежное следствие структуры разума, стремящегося к безусловному. Для неокантианства это стало основанием для разработки теории познания, исключающей метафизические спекуляции, но сохраняющей регулятивную роль идей разума.
Таким образом, комментарий Когена выявляет, что «Амфиболия» – не просто полемика с Лейбницем, а поворотный пункт в философии Канта, где утверждается примат трансцендентального метода над догматической метафизикой. Это имеет фундаментальное значение для неокантианства: критика интеллектуализма Лейбница обосновывает автономию научного знания, зависимого от априорных условий опыта, а не от умозрительных конструкций. Для современной философии этот раздел остается актуальным как пример радикального пересмотра традиционных категорий (субстанции, причинности, объекта) в контексте анализа условий возможности познания.
Анализ раздела «О разуме вообще»
1. Различие между реальным и логическим употреблением разума
Коген начинает с того, что Кант противопоставляет реальное и логическое употребление разума:
– Логическое связано с формальным умозаключением (силлогизмом), где разум выступает как инструмент выведения заключений из посылок.
– Реальное (трансцендентальное) употребление направлено на поиск безусловного, то есть принципов, объединяющих многообразие рассудочных правил.
Ключевое определение:
– Рассудок – способность правил (категорий и основоположений).
– Разум – способность принципов, стремящаяся к высшему единству познания.
2. Принципы разума и их синтетический характер
Кант называет принципы «двусмысленными», поскольку они могут относиться:
– К аналитическим (логическим) принципам (например, законы силлогизма).
– К синтетическим (трансцендентальным) принципам, которые требуют выхода за пределы опыта.
