Сегодня на дачу Мусю не взяли – она не любила дальних автомобильных переездов, боялась скорости, нервничала, пугалась встречных машин, могла от нахлынувших треволнений сделать лужу.
Так что зимой кошку не трогали и только летом вывозили на природу, где Миша, его родители, бабушки и дедушки большим дружным коллективом проводили лето.
Миша погладил Мусю по голове и перевёл глаза на соседний дом, смотревший на него всеми своими окнами.
Напротив, за окном одноклассницы Насти, традиционно восседала пушистая чёрно-белая Принцесса Турандот, замершая в неподвижном созерцании зимних красот.
Чуть правее и парой этажей ниже, за отдёрнутой занавеской, Миша увидел рыже-полосатого Персика, принадлежавшего другому его однокласснику Никите. Персик тоже развлекался разглядыванием зимних пейзажей.
Настя называла этого апельсинового толстяка амбивалентным, и вполне заслуженно, потому что кот любил расслабиться в ласковых руках, гладивших его, разнежиться, размурлыкаться, пустить при этом обильные слюни и полезть целоваться. Однако, пресытившись и дойдя до какой-то одному ему ведомой точки терпения, милейший Персик мог резко вскочить, беспардонно укусить ублажавшую его послушную руку, впиться в неё когтями и резко рвануть подальше с колен, на которых он только что самозабвенно предавался эйфории.
– Ладно, Мусь, наблюдай за обстановкой, – оторвался от панорамных видов Миша, – а я пойду про дубину писать.
Он отошёл от окна и сел за стол. Взял ручку, занёс её над чистым листом бумаги, призванным служить черновиком, и написал название. Потом на минуту задумался, собрался с мыслями и, почувствовав прилив долгожданного настроения, начал писать.
Он увлёкся. Вслед за одной фразой следовала другая, мысль активно и продуктивно работала, а прилетевшая муза щедро и воодушевлённо нашёптывала ему нужные слова.
Текст получался именно таким, каким его предвидел автор. Миша исписал уже целый лист и взял из стопки следующий.
И только он положил его перед собой, в порыве настрочил первое предложение, как почувствовал сбоку тепло приближающегося живого существа, а потом увидел Мусю, которая легко и грациозно вспрыгнула прямо на только что родившуюся задокументированную фразу и мягко улеглась на неё.
– Муся! – с укором воскликнул Миша и тихонько сдвинул кошку с рабочего поля.
Но едва он опять занёс над бумагой ручку, чтобы продолжить писать, как Муся подвинулась и улеглась точно на то место, где должны были появиться новые слова.
– Ну Муся! – опять упрекнул любимицу Миша и осторожно вытащил из-под кошки белый лист.
Но Муся бесцеремонно устроилась как раз на том пространстве, где Миша намеревался продолжать рассказ о партизанском движении в суровые годы Отечественной войны 1812 года.
– Муся, не мешай, пожалуйста, – подчёркнуто вежливым тоном попросил кошку Миша, полностью вытащил лист из-под тёплого пушистого серо-полосатого бока и попытался писать дальше.
Но кто может противостоять своенравной кошке, поставившей перед собой цель? Вскоре непоколебимая Муся опять беззастенчиво аннексировала сводобное пространство.
Миша решительно встал и аккуратно переложил Мусю на диван, прямо на её любимую шерстяную мохнатую зелёную подушку.
Муся, конечно, обиделась и демонстративно села, показывая, что до глубины души оскорблена и лежать здесь не намерена.
А Миша, стремясь захватить освободившуюся бумажную территорию, поспешно уселся за стол, в полёте писательского азарта схватил ручку и поднял её над частично заполненным листом. Он даже написал первую пришедшую ему на ум фразу.
