На ней не было тяжёлых лат – лишь лёгкий кожаный жилет, подчёркивающий узкую талию, и штаны из мягкой кожи, не стесняющие движений. Обнажённые руки, сильные и изящные, украшал серебряный обруч выше локтя – простой, без узоров, но от этого лишь величавее, как кольцо на лапе орла. Даже её дыхание казалось частью ритма мира – ровным, спокойным, но готовым в любой миг прерваться рывком в бой.
Торин и Лира застыли, будто корни проросли сквозь их подошвы. Молчание повисло плотным полотном, разорванным лишь ржанием коня. Хранитель Габриэллы, Ли-Сун, наблюдал за сценой, скрестив руки на груди. Его улыбка, едва тронувшая губы, напоминала кота, видящего, как мышь замирает перед прыжком.
– Кланяться будем? – Голос Габриэллы прозвучал, как звон хрустального клинка, рассекающий тишину. В нём смешались насмешка, сталь и что-то неуловимо-тёплое, будто искра костра в ледяной ночи.
Они вздрогнули, словно очнувшись от сна. Торин и Лира синхронно склонились в поклоне, их спины напряглись, будто под тяжестью невидимого меча.
– Прости нас, командующая! – их голоса слились, как эхо в ущелье.
Габриэлла махнула рукой, и жест её был подобен взмаху крыла – резкий, но исполненный скрытой грации.
– Ладно, хватит формальностей.
Подняв головы, они увидели, как она кивает в сторону Ли-Суна. Тот, не меняя позы, бросил поводья бурого коня Торину. Жеребец фыркнул, будто смеясь над их замешательством.
– Это Ли-Сун. И ваш конь. – Габриэлла слегка прищюрилась. – Думаю, одного на двоих хватит. Это же не проблема?
Её улыбка стала шире, обнажив белые зубы, острые, как кинжалы. Это не был вопрос. Это был приказ, завёрнутый в шёлк насмешки.
Ли-Сун, наконец сдвинувшись с места, легко вскочил на своего коня цвета тёмного шоколада. Плащ его взметнулся, и на мгновение показалось, что за спиной у него выросли тенистые крылья.
А Габриэлла уже сидела в седле, её коса колыхалась в такт шагам жеребца. Она не оглянулась, но её голос донёсся, как обещание бури:
– Не отставайте. Я не люблю ждать.
И словно в ответ, её конь рванул вперёд, оставив за собой шлейф пыли и недосказанности.
***
Кони мчались, быстрее, чем ветер рвёт паруса, оставляя за собой облачка пыли, окрашенные в багрянец клонящегося к закату второго солнца. Когда огненно-рыжее свеило, коснулось горизонта, перед путниками выросли скалы-исполины – чёрные, словно выкованные из ночи. Тонкая тропа вилась меж камней, как змея, забывшая дорогу домой.
Габриэлла первой поднялась на выступ, где плоский каменный «пол» пещеры уходил под навес, похожий на полураскрытую ладонь великана. Она спешилась одним плавным движением, будто её тело и конь были частями одного механизма.
– Разведи костёр, – бросила она Лире, даже не обернувшись. Её голос звучал, как звон стали о камень – коротко, жёстко, без права на вопрос.
Лира, привыкший к приказам, молча принялся собирать хворост. Дрова, похожие на кости древних деревьев, хрустели под его пальцами.
Тем временем Ли-Сун, будто тень Габриэллы, подкатил к месту костра несколько плоских камней. Каждый булыжник, тяжёлый, как грех, он двигал с лёгкостью ребёнка, перебирающего ракушки.
– В сумке на вашем коне есть покрывала, – сказал он Торину, указывая на бурого коня. – Накройте ими камни.
Торин кивнул, его чёрный глаз мерцал, как уголь в пепле. Покрывала, сотканные из шерсти священных овец города Света, оказались мягкими, как облака, и тёплыми, словно прикосновение матери.
