Неумолимо приближалось время обеда, и девчонки, порядком проголодавшись, заскочили в первое попавшееся кафе.
— Хил, я переживаю, что отец не даст ни кроны больше оговоренной суммы, — ожидая свой заказ, призналась Энн. — Тогда нам придется отказаться от квартиры, понимаешь?
— Мой тоже вряд ли обрадуется, — согласилась Хилдер, — но никто не мешает нам найти работу. Можем в кафе пойти или, например, в супермаркет продавцами.
— Ага, по ночам будем товары выкладывать, а по утрам, словно зомби, на учебу ходить, — выпучив глаза и высунув набок язык, рассмеялась Энн.
— Скоро же выставка, — опомнилась Хилдер. Ее отец, Кристоф Йоханссон, как раз занимался организацией данного события. — Я попрошу папу взять нас туда. Будем присматривать за лошадьми и сможем неплохо заработать. На первое время хватит, а там видно будет.
— Неплохая идея, Хил! — обрадовалась Энн, но тут же сникла. — Отец Странника хочет продать, знаешь?
— Слышала, — печально вздохнула Хилдер. И хотя она не разделяла любви Энн к этому строптивому и необузданному жеребцу, о привязанности подруги к нему знала не понаслышке, а потому грустила вместе с ней.
— Энни! — воскликнула она в надежде вернуть былой беззаботный настрой их беседе — Твоего монстра все равно никто не купит, поверь. И, кстати, у меня возникла идея.
Дождавшись, когда Энн поднимет на нее свои огромные светло-карие глаза, Хилдер продолжила:
— Все знают, что Странник не подпускает к себе чужих, да и из своих, пожалуй, только вас с Хинриком признает. Так что уговорить отца взять тебя на выставку проблем не составит. Будешь смотреть за Странником, а потенциальным покупателям показывать его с наихудшей стороны. Поверь, бешеный и неуправляемый жеребец, да еще и за кругленькую сумму, точно никому не придется по душе.
— Хил, ты гений! — Энн чуть не подпрыгнула от радости и, соединив два кулачка возле тонких губ, добавила: — Вот бы получилось! Убьем двух зайцев: и Странника сбережем, и на квартиру денег насобираем.
Обратно в деревню подруги вернулись поздним вечером; правда, в июне солнце почти не уходило за горизонт, и казалось, что еще самый разгар дня. Только опустевшие загоны для лошадей, да блеянье овечек, загнанных в хлев, лишали иллюзий: время перевалило за девять.
Окрыленная яркими впечатлениями и мечтами о столичной жизни, Энн не сразу заметила Хинрика, одиноко стоявшего возле конюшни. Брат казался задумчивым и опечаленным.
— Привет, — мягко поздоровалась Энни, но ответом ей послужило молчание.
— Что-то случилось, Хинрик? — Состояние юноши вызывало у нее опасения. Не то чтобы парень до этого был душой компании, но что-то в его позе и взгляде заставило Энн насторожиться.
— Иди, куда шла, сестренка! — зло выплюнул тот.
— Ты из-за Странника? Да? — не унималась Энн. — А я как раз хотела тебя найти и обрадовать. Представля...
— Заткнись и проваливай! — грубо прервал ее брат и, сплюнув, немного отошел в сторону, чтобы Энн поняла: общение закончено.
Слегка потерянная и раздосадованная, девушка отправилась в дом. Но стоило ей только переступить его порог, как причина настроения брата стала понятна без слов.
Несмотря на поздний час, в доме были гости. Кристоф Йоханссон, отец Хилдер, сидел на большом диване в центре гостиной. Рядом с ним развалился еще один мужчина лет сорока, которого Энн видела впервые, высокий, даже огромный, черноволосый, с очень недобрым стеклянным взглядом и в странной одежде. Такую носили бедуины в фильмах и книгах про жаркие и безжалостные пустыни.
