От долгого бега во рту пересохло, язык словно к нёбу прилип. Я пошарила по карманам, сама толком не зная, что надеясь найти: уж точно не бутылочку «Фанты», но вдруг нащупала незнакомый предмет и потянула его из кармана.
Это был тот самый флакон с янтарно-желтой настойкой, выпив которую я прошла через дверь и осознала себя уже в этом теле...
– «Выпей меня», – прочитала я на этикетке и невольно сглотнула. – Что ж, Кира Леннон, хотелось тебе приключения – получай, – вслух сказала себе. И, вздохнув, осмотрелась по сторонам: нищета, запустение и ужасная вонь. Если выпив янтарной настойки, я опять окажусь в своем теле, в своем родном времени и подальше отсюда, рискнуть стоило. – Была ни была! – я откупорила горлышко. – Хуже точно не будет...
С этими мыслями я пригубила жидкости из флакона...
3. Ярмарка невест
Легкие так сдавило, не продохнуть... Я решила, пришел мой смертный час и пискнула жалостно «мама», готовая к неминуемой гибели. Даже глаза прикрыла – все равно в них радуги разноцветные разливались.
– Чего орешь-то? – одернули меня грубо, и прикрытые было глаза распахнулись.
Вместо темного переулка я увидела светлую комнату с голубыми обоями на стенах и кровать под шелковым балдахином, за столбик которой я и цеплялась, как утопленник за соломинку.
– Сильнее затягивай! – скомандовал тот же неприветливый голос, и ребра сдавило до хруста. Я почти перестала дышать… – Негоже на главном балу сезона с такой талией появляться. Я прикажу миссис Кларенс сократить твою порцию вечернего молока, милочка. Ты раздобрела, как на дрожжах...
Порция вечернего молока? О чем говорит эта женщина, когда я умираю?!
– Помогите! – простенала я через силу, почти теряя сознание.
И тут меня хлопнули по щекам, раз-другой, да так крепко, что ускользающее сознание не посмело до конца ускользнуть. В глазах опять просветлело, и в большом зеркале передо мной я рассмотрела среднего роста блондинку с молочно-белою кожей и тщательно завитыми волосами. На блондинке красовался корсет, который служанка нещадно утягивала на ее талии, женщина чуть в стороне взирала на усилия камеристки пристальным взглядом.
Девушка в отражении была смутно похожа на строгую даму, и я догадалась, что она ее мать. То есть моя нынче мать, учитывая, что я… снова став женщиной, продолжала быть не собой. Как такое было возможно, я не имела понятия.
Зато понимала одно: затяни камеристка шнуровку еще на одну десятую дюйма, и я умру от удушья.
– Смерти моей желаете, маменька?! – капризным донельзя голоском возмутилась блондинка из зеркала, ощущая себя втиснутой в банку сарделькой.
В мальчишеском теле я хотя бы дышала всей грудью! И голос был поприятнее.
– Замужества я тебе желаю, глупая! Лучшего что ни на есть, – женщина поднялась со стула и подошла совсем близко, так что цветочный аромат ее приторно-сладких духов окутал меня с головы до ног. – Или желаешь в девках остаться? – строгим голосом осведомилась она, взяв меня за подбородок. Ее брови сошлись на переносице... И я против собственной воли пискнула «нет», охнув, когда камеристка опять потянула шнурку.
– Вот и нечего артачиться, милая, – улыбнулась «добрая» матушка с наигранным добродушием. – Сегодня один из самых важных приемов сезона: балы у Харрингтонов славятся своими размахом и роскошью. Мы не упустим возможность показать тебя в лучшем виде! – И с порога добавила: – Слышала, Харрингтон-младший намерен остепениться и найти себе достойную партию. Вдруг именно ты западешь ему в душу?
