— Обещаю, — серьезно сказала Зоя.
Юки Хирано не ответил, только обеспокоенно поджал губы. Его обеспокоенность отразилась и на окружении – клены потемнели, их огненная листва потускнела, а потом и вовсе опала под шквалистым ветром… Зоя поежилась от увиденного. И впечатлил ее не ветер, а реакция японца – еще ни разу он не демонстрировал эмоций так ярко.
— Вы что-то знаете о семье фон Регенсберг? — осторожно спросила Зоя.
— Только одно: когда-то их предки почти уничтожили моих.
— Мне жаль.
— С этого дня не забывай защищать свой разум, кохай. Не ложись спать, не приняв клозимин. Оправляясь в мир снов, принимай гипнотин с клозимином. Я распоряжусь, чтобы тебе отправили запас на долгое время.
— Благодарю, сэмпай.
На этой ноте Зоя оставила Комиссию, но в душе ее поселилось неприятное предчувствие. Оно пахло влажным деревом, порывистым ветром и пожухлой кленовой листвой.
Тая продолжала истязать многострадальный салат. Авокадо из кашицы превратилось в жидкость, но она не переставала крошить бедный фрукт. Зоя не отвлекала, точно зная – сестра что-то напряженно обдумывает.
Наконец Тая подняла взгляд:
— Зи, я подумала… твой кошмар ведь не кошмар, верно?
— Верно.
— Любовь Константиновна подтолкнула тебя на извлечение.
— Да.
Тая грязно выругалась, мешая русский, английский и исландский, затем злобно отбросила вилку и выругалась вновь. Частички жидкого авокадо разлетелись по столу и жирными каплями сползли на пол, но Тая этого не видела, она испепеляла взглядом сестру:
— И после этого ты все равно взялась за дело? За это опасное расследование? Ты хоть понимаешь… ты понимаешь, что наша бабуленька своими сухонькими старческими ручонками исковеркала твою жизнь? Ты понимаешь, что все… из-за нее? Это она тебя сломала, Зи! Она! Извлечение разложившегося трупа в юном возрасте… твоя психика в итоге справилась так, как смогла.
— Сейчас можно только предполагать, — пожала плечами Зоя.
— Да ладно тебе! Это долбанный факт.
— Который давно потерял актуальность.
— Из-за этой женщины… — зашипела Тая и резко замолчала, когда подошел официант. Сестры сверлили друг друга взглядами, пока парень вытирал стол и убирал остатки авокадо и, если Зоя сидела с нейтральной улыбкой, то Тая бесилась, даже кипела от негодования.
Официант ушел, и Тая зло выплюнула:
— Ненавижу ее! Вот ненавижу!
— Ты слишком бурно реагируешь. Бабушка не могла предсказать всех последствий и думала больше о судьбе Ангелины. Я была ребенком, мои воспоминания легко было подправить, что она и сделала.
— Вмешательство в подсознание детей не зря карается законом, — уже спокойнее сказала Тая, по опыту зная, что с сестрой бесполезно общаться на повышенных тонах. — И знаешь, что мне до одури хочется сделать сейчас? Сдать Любовь Константиновну ко всем чертям. Не затрагивай ее выходка тебя, я бы это сделала, клянусь. Преступления против детей должны караться по всей строгости.
— Ты бы ни за что не сдала родную бабушку.
— О, еще как сдала бы! Ты не представляешь, как я сейчас на нее зла. И бесит меня не только ее прошлая выходка, но и настоящая: как, как она посмела обратиться к тебе? После всего, что натворила. Она ведь догадывается, насколько навредила извлечением.
Тут Зоя была согласна:
— Она не догадывается, она знает точно. От герра Вагнера, как-то мы вместе с ним выкапывали труп и тащили его домой. Вагнер понял, что мне очень надо, и помог. И животных он пристраивал. В общем, у бабушки нет иллюзий на мой счет, она точно знает: ее внучка – асоциальное чудовище. Полагаю, поэтому она ко мне обратилась. Сунуться в логово чудовищ и выбраться живым может только кто-то равный им.
