Его жена, Елизавета Павионик из семьи Хавьяр, высокая, слишком худая, но при этом красивая женщина, укладывавшая короткие светлые волосы волной, с первых дней в доме волчицей смотрела в сторону девочки. Она так часто поджимала губы при виде неё, что Адель решила, это и есть причина того, что они у неё такие тонкие. Елизавета страдала резкими перепадами настроения. Она нередко пропадала на званых вечерах, а иногда запиралась в поместье, и тогда ей на глаза было лучше не попадаться.
Аделаида до сих пор помнила, как увидела её впервые в гостиной, куда привёл её отец. В воздухе стоял сильный запах сигаретного дыма, так что Адель с трудом подавила желание расчихаться. Женщина сидела, вальяжно откинувшись на диване, прикрыв глаза, посасывала мундштук длинной трубки. Блестели длинные змеи бус на её груди и бисер на платье, а в глаза бросался яркий макияж, скрывающий, как оказалось впоследствии, болезненную бледность и красные круги под глазами. Но когда кроваво-красные губы женщины приоткрылись, Адель ощутила испуг и скованность:
– Так ты всё-таки нашёл ребёнка этой потаскухи. А где же она сама? – произнесла она ехидно. – Я знаю, что ты мечтаешь избавиться от меня, но знай, что только я твоя законная жена, и у неё прав здесь не больше, чем у кухарки!
– То, что делает глава семьи, тебя не должно касаться, – процедил господин Павионик. – Как мы и договаривались, она здесь ради донорства крови. Не устраивай истерик.
Женщина отступила, с её сигареты на ковёр упал пепел.
– И прими, наконец, свои таблетки, – устало добавил он.
– Конечно, Эдуард, я позабочусь о ней, – услышала Адель насмешливый голос мачехи.
Елизавета небрежно махнула рукой, подзывая Адель. Девочке казалось, что она подходит к голодному тигру.
Мачеха вынула мундштук с сигаретой изо рта и взяла Адель за подбородок, длинные крашеные ногти впились в её кожу. Девочка взглянула в её тёмные карие глаза.
– Хм. Вроде бы похожа, – и глянула для сравнения на лицо своего мужа. – Что с глазами? Выглядит жутко.
На лице Елизаветы проступила брезгливость, и Аделаида потупила взгляд.
Впервые мачеха показала своё отношение к ней на следующеё утро в столовой, когда Адель, пожелав ей доброго утра, не получила ответа, затем за завтраком услышала: «Как можно есть в её присутствии?» – произнесённое сквозь зубы. Адель решила, что ослышалась, но затем последовал ряд резких замечаний о том, что она сидит и держит ложку как простолюдинка и что ей не пристало сидеть за одним столом с ними. Отец же, не отрывая взгляда от газеты, сказал своей жене заняться тогда воспитанием девочки. Адель растерялась до такой степени, что у неё навернулись слёзы. Она отложила приборы и больше не притронулась к еде.
Когда Адель было совсем худо, она доставала фото мамы и придумывала воображаемый диалог между ними, рассказывая, что хорошего случилось за день. Жаловаться она себе запрещала, но однажды нарушила это негласное правило, потому что мачеха в тот день впервые заставила её оголить руки и вытянуть вперёд, а затем ударила несколько раз розгами. Адель не издала ни звука, пребывая в потрясении от происходящего. Руки всё ещё горели, когда она вернулась в свою комнату. Достав фотографию, она смотрела на неё, ни в силах ничего сказать, а потом расплакалась и начала просить маму забрать её с собой. В этот момент в комнату вошла мачеха в сопровождении горничной.
